Читать «Призрачные поезда» онлайн - страница 42

Елена Владимировна Колядина

На станции «Площадь Революции» в вагон забрела женщина в бесформенном серо-синем балахоне, с собранными в хвост иссиня-чёрными волосами; чертами смуглого лица напоминала героиню какой-то индийской фильмы, однако улыбка, манера движений, одежда – всё порождало как бы смутное отвращение; вдобавок на ней был повязан грязный оранжевый шарф с вышитыми словами: «Дари детям тепло».

Из хозяйственной сумки женщина достала пяток игрушек: вёрткие, озорные механические щенята с мигающими глазами-лампочками; она бросила их на пол, заговорила в грохоте, видимо, призывая купить, и заводные собачки поползли в разные стороны. Один щенок, словно смертельно раненый, ковыляя, припадая на перебитые лапы, приближался ко мне. Он жалобно моргал изумрудными глазами, вилял хвостиком. Я почти слышал его предсмертные хрипы. Жалость пронзила меня. Каменное сердце не содрогнулось бы при виде умирающего щенка.

Рядом со мною малыш, державший в руке чёрный воздушный шарик, стал тормошить маму, указывая на игрушку. Мать отрицательно качала головой. Нет, нет и нет. Сын сжал руки в кулачки, зареветь готовясь.

Я поразился нечеловеческой прозорливости кочевников: они при любом режиме будут существовать, и при оккупантах, и при всех-всех. Механического щенка подарят ребёнку, он будет тешиться новой игрушкой, а в это время, где-нибудь далеко, чужая старая женщина, держа в руках брата милой собачки, примется медленно, в час по капельке, высасывать из ребёнка жизнь. Они выбирают жертвами детей: у тех быстро восстанавливаются силы. Родители станут недоумевать, отчего сыночек часто капризничает, часто болеет, постоянно простужается, отчего посинели и плохо растут ногти; и если пытаются отнять у него электрического щеночка, то впадает в истерику и требует вернуть… Лишь много после, когда останется оболочка от человека, чужая старая женщина наконец-то отпустит его, остановится бесконечный завод собачки, но будет уже много новых жертв. И я позавидовал неиссякаемой внутренней энергии, которая тысячи лет спасала их этнос от ассимиляции. О, если бы выделить из крови пассионарный фермент, если бы впрыснуть его в жилы умирающей нации, – многое можно свершить.

XIV

– НУ вот, здесь тебя ожидает один мой хороший друг. Он хотел встретиться с тобой.

– Для чего?

Она, кажется, уже говорила раньше о своём каком-то приятеле, и называла его по имени, но запомнилась одна только фамилия: Хмаров. У меня плохая память на имена.

– Ну, не знаю, беседовать с тобой по-серьёзному, как старший брат с меньшим. Знаешь, он очень хорошо к тебе относится! По-моему, он читал твои театральные рецензии. Вот и хочет их, видимо, отрецензировать.

Опять издевается?

Мы вошли в кафе «Хата». Миновали веранду под соломенной крышей. Хадижат пояснила: держатели заведения выписали специалистов из дома-музея Александра Твардовского, которые владели искусством травяной кровли (как, собственно, в здании-образце). У коричневых стропил, в проволочных корытцах, – глиняные горшки с подлинными цветами. Столы и стулья массивные, грубо сколоченные, со щелями толщиной в палец. Твардовский. Тот, где Василий Теркин? Герои, кругом герои. Сколько же их было в нашей стране? И куда исчезло их семя? Передаётся ли героизм по наследству? Может, в результате вспышек на солнце или целенаправленного облучения в российской нации (незаметно скатываюсь в красновский, прости господи, дискурс) выхолощен ген отваги? Или исподволь, незаметной селекцией выращен тип нетребовательных женщин, переставших мечтать о лётчиках и моряках?