Читать ««Лав – из» (сборник)» онлайн - страница 3

Таня Малярчук

Григорьевна причесывается перед зеркалом, потом переобувается – из шлепанцев в туфли на высоких каблуках, снимает белый халат – а под ним тонкое синтетическое салатовое платье, – такое, как носила бы саранча, превратись она случайно в человека.

– Ха, Белла, – говорит Григорьевна, – какое дурацкое имя. Очень ей подходит. Как бы рано я ни встала – а она уже у подъезда, отбросы раскидывает по пластмассовым мисочкам. Зверья собирается тьма-тьмущая! Страшно пройти, честное слово, псы огромные, по пояс. Я живу на первом этаже, мне все видно. Люди с ней ругаются, но какое там! Не помогает. Смотрит, будто с креста снятая, моргает и молчит. Вызывали и санэпидемстанцию, и собачников-шкуродеров, и в ЖЭК заявления писали – все напрасно.

– Смотришь на таких, – с досадой замечает медсестра Аллочка, – думаешь, боже, какие добрые, котиков-собачек кормят, а если копнуть глубже, то почему кормят? Потому что мужика давно не имели. У бабы крыша едет лишь по причине отсутствия мужика.

Григорьевна удивленно вытаращивается на свою медсестру. Никогда бы не подумала, что Алла способна сказать что-то настолько… хм… вульгарное. Вслух же она произносит:

– Котики-песики – лишь внешнее проявление вытесненного сексуального влечения.

– Я так и хотела сказать.

Медсестра Аллочка густо краснеет.

Поздно, думает Григорьевна.

2

Григорьевне снится война. Она с трудом разлепляет глаза. Ей кажется, что вся она: руки, ноги, – все ее тело испачкано чужой кровью. В ушах еще продолжает звенеть от разрывов снарядов.

– Да что же это такое! – выкрикивает в предрассветные сумерки Григорьевна. – Я же никогда войны не видела, фильмы про войну никогда не любила. Откуда это?

Босая, семенит она в ванную, чтоб там ополоснуться холодной водой. Постепенно приходит в себя.

– Снова встала слишком рано.

Подходит к окну.

Возле дома напротив Белла кормит кошек и собак. Объедки аккуратно разложены по разноцветным пластмассовым мисочкам. У каждого своя мисочка, и никто не лезет в чужую.

Какой у нее порядок, невольно думает Григорьевна. Слушаются ее.

Чайник кипит. Григорьевна заваривает себе большую чашку кофе. Запах кофе приятно щекочет в носу, и Григорьевне очень хочется закурить.

Хорошо, что дома нет сигарет, а то бы не удержалась.

С чашкой кофе в руках встает возле окна.

Там все без изменений – Белла продолжает копошиться со своим зверьем.

Котики-песики, думает Григорьевна, а на самом деле секса хочется.

– А ведь хочется, – выговаривает вслух.

Белла никогда не гладит котов и псов, которых она кормит. Некоторые особенно благодарные создания лезут к Белле ласкаться, лижут туфли, но Белле их благодарность не нужна.

Я просто их кормлю, думает Белла, сидя в скверике возле подъезда, а кормить – значит поддерживать жизнь и ничего более. Я поддерживаю в них жизнь, а они уже пусть с этой жизнью делают что хотят.

Я кормлю их, думает Белла, чтоб оправдать свое бездействие, чтобы хоть что-то делать.

Полвосьмого утра.

Григорьевна спешит в поликлинику на работу. То же самое салатовое платье, подпоясана тонким ремешком из кожзаменителя. Ноги, худые и кривые, на каблуках выглядят еще более худыми и кривыми. Огромная блестящая сумка через плечо. Глаза подведены черным. Губы плотно сжаты, кажется, словно их нет вообще.