Читать ««Лав – из» (сборник)» онлайн - страница 23
Таня Малярчук
– Я преподавала литературу.
– Я думал, математику. Математички – самые невыносимые. Ту, что учила меня, звали Мирослава Миколаивна, она любила бить детей указкой по пальцам.
– Я никогда не била своих учеников! – вспыхивает Антонина Васильевна и уже спокойнее добавляет: – Они и без того меня боялись.
– Я считаю, что это неправильно.
– Я тоже. Но ученики все равно боялись. Хотя я даже голос никогда не повышала. Я была добрым учителем.
– Могу себе представить.
У Антонины Васильевны горят щеки.
«Интересно, если б он мог увидеть меня такой, какой я была сорок лет тому назад, понравилась бы я ему?»
Антонина Васильевна встает с табуретки и отворачивается. Видит в зеркалах отражение его отражения. Оно с интересом за ней наблюдает.
– Антонина Васильевна, вы так прямо держите спину, что многие из бальников вам бы позавидовали.
– Моя покойная бабушка тыкала меня кулачками в спину, если я сутулилась. До сих пор чувствую эти ее кулачки.
Антонина Васильевна глубоко вздыхает.
– Я подумала… и решила. Буду преподавать вам литературу.
Виктор удивленно округляет глаза.
– Сомневаюсь, что вы со своими танцами прочитали более десяти книжек. Да, не более десяти…
– Антонина Васильевна, но…
– Это не займет много времени. Несколько часов в неделю. Вы не представляете себе, как много интересного я могу рассказать. Литература – это мировоззрение. Без литературы вы никто. Вошь дрожащая.
Виктор молчит.
– Даже для того, чтобы танцевать, нужно знать литературу. Вы не сможете без литературы хорошо танцевать. Танцы – это не язык тела, как вы полагаете, это… язык души.
О боже, что я говорю, думает Антонина Васильевна.
– Мне не нужны уроки литературы.
Антонина Васильевна смотрит на него и понимает, что это правда. Он не шутит. Ему не нужны уроки литературы. Он говорит серьезно и окончательно.
Антонина Васильевна вздрагивает как от удара. Чувствует, как кровь приливает к ногам, как крохотные кулачки теребят спину, и голос бабушки звучит откуда-то изнутри ее самой: «Ты, враг лютый, у тебя только гульки-гулянки в голове».
Дуреха, думает Антонина Васильевна, какая же я дуреха!
Она молча бросается вон из комнаты, а Жучка, оскалив зубы, трижды лает на Виктора и семенит за хозяйкой.
– Ты пришла! Молодец! Я знала, что ты придешь!
Надя обнимает Антонину Васильевну. От Нади несет едким запахом малины – духами за десять гривен.
– Как тебе наша дискотека? Супер, правда?
Антонина Васильевна разглядывает с десяток бабех разной степени сохранности, с палочками и без, ярко подкрашенных, нарядных, похожих на чудовищных кукол. Деды – их пятеро – стоят столбами рядом – смущаясь и стараясь спрятаться друг за друга. Еще двое – музыканты. Сидят на миниатюрных стульчиках и играют на потрепанных баянах.
– И музыка живая. Все как положено, – произнося это, Надя еще более цветет и пахнет.
Музыканты заводят какой-то ностальгический вальс. Две бабуськи, вряд ли знакомые между собой, без единого слова, без малейших эмоций на лице, берут друг друга под руки и, словно деревянные, тут же, оставаясь на месте, перетаптываются, имитируя танец.
