Читать «...Но еще ночь» онлайн - страница 54

Сказанное, выборочно, можно проверить на фактах, при условии что факты видят, когда смотрят сквозь них, а не на них. 11 сентября 1897 года в передовице лондонской Saturday Review был опубликован призыв уничтожить Германию: «Germaniam esse delendam!» Можно предположить, что стилизация под Катона имела целью не столько филологические пристрастия островитян, сколько их более солидные инстинкты: «Если завтра Германия будет искоренена из мира, то послезавтра в мире не найдется ни одного англичанина, который не стал бы от этого богаче». Разумеется, государственные мужи могли бы, в случае необходимости, дистанцироваться от выраженного в газете «частного мнения» — со ссылкой на свободу прессы и тому подобные клаузулы. Если они не сочли это нужным, то оттого, скорее всего, что мнение газетчиков не только совпадало с их мнением, но и — в перспективе двух мировых войн — прямо выражало их политическую волю. Приведенный пример не единичен и даже не част, а регулярен . Если собрать все англо- и франкоязычные свидетельства этого рода, начиная с последней трети XIX века и во всем объеме ХХ-го, то масштаб ненависти (Макс Шелер еще в 1917 году написал книгу о «Deutschenhaß») поразит воображение. Повторим: речь идет о призывах к истреблению, искоренению не того или иного режима, той или иной политической структуры, а страны в целом ; в сотнях книг по названной теме, от первоисточников до синопсисов цитат и материалов, нельзя, ни даже в отдаленнейшем приближении, найти что-либо ответное схожее у «гуннов» (немцев), а по степени раздражения, если не возмущения, которое вызовет в читателе эта справка, можно будет лишний раз оценить мощь и обаяние пропаганды, вот уже около ста лет дурачащей народы и поколения. Кто бы мог подумать, что фабианец, фантаст и филантроп Уэллс, успешно завершивший Первую мировую войну в качестве шефа отдела антинемецкой пропаганды и — автора миротворческого лозунга The War That Will End War, требовал — уже тогда — бомбить не военные объекты и не промышленные предприятия противника, а неразумное немецкое население, что и было аккуратно осуществлено со второго захода, между 1940 и 1945, с итоговым балансом стертых с лица земли 161 немецкого города и более 850 населенных пунктов, погребших под собой свыше полумиллиона неразумных жителей; характерно, что вторивший Уэллсу либеральный политик Горацио Боттомли, основатель Financial Times и издатель популярнейшего журнала John Bull, не делал исключения даже для местных немцев, требуя «вендетты против каждого немца в Британии, всё равно, „натурализованного“ или нет» (vendetta against every German in Britain, whether „naturalised” or not), потому что: «Вы не можете натурализовать противоестественный скот — человеческого недоноска — исчадье ада. Но вы можете истребить его». (Режиссер Тарантино, в фильме которого доблестные спасители цивилизации бейсбольными битами забивают those damned Germans и снимают с них скальпы, всего лишь «художественно» проиллюстрировал эренбурговское «нет ничего веселее немецких трупов» и домыслил традицию, лапидарно резюмированную лордом Ванситтартом, главным дипломатическим советником правительства Его величества, в 1941 году: «С Божьей милостью и во спасение человечества мы избавим мир от Германии, а Германию от себя самой».) На этой idée fixe западной политической теологии — по сути, осуществленном волеизъявлении макбетовских ведьм: «Fair is foul, and foul is fair» — могли бы быть учреждены кафедры по изучению техники совершенствования мира; трудно, невозможно поверить, как удалось внушить, что народ, подаривший миру Лейбница, Канта, Шеллинга, Гегеля, Шиллера, Гёте, Бетховена, Брамса — пусть потрудятся определить длину списка, — сплошь состоит из варваров, гуннов, садистов, убийц, дебилов, более того: заставить его самого поверить в это, и довести конструкцию до того уровня правдоподобности, после которого в ней не сомневаются не только обыватели, но и высоколобые интеллектуалы, а те, кто сомневаются, автоматически переводятся в разряд «неонацистов» и «фашистов» . Можно восхищаться этим мастерством и в то же время знать, что это — мастерство агностиков : уверенных в себе мировых игнорантов, не видящих дальше собственного носа и старательно подрубающих сук, на котором сами же сидят. Леон Блуа, католик до слез, до спазм, до разрыва аорты, уповавший в 1916 году только на «Святого Духа и казаков» , грозил Богу перестать в него верить, если Германия не будет наказана. Интересно, продолжал бы он в него верить, если бы узнал, до чего легко стало этому Богу-победителю жить и дышать в наконец-то разнемеченном мире. If God is DJ, life is a dance floor, love is the rhythm, you are the music .