Читать «Мистер Смит и рай земной. Изобретение благосостояния» онлайн - страница 104

Австрия породила школу экономики, которая включила закат в свою программу. Человеком, который в своей экономической теории отразил настроение венцев как литератор из кофейни и который философию и экономику своего времени раскачал в синхронном колебании, был Йозеф Шумпетер.

У Шумпетера была самая беспокойная жизнь, какую только может вести экономист. Драма началась в 1893 году с его приёмом в дипломатическую гимназию Терезианум в Вене, куда посылали своих детей и родовитые семейства, чтобы они там обучились письму и чтению. Шумпетер, чьё малозаметное происхождение (он был сыном рано умершего текстильного предпринимателя) делало его там аутсайдером, быстро усвоил манеру поведения своего окружения и вскоре стал отличаться от товарищей только своими выдающимися успехами в учёбе. Он учился верховой езде и фехтованию, завязывал полезные знакомства, умел шутить и обладал шармом, вскоре обнаружив своё влияние на женщин. Он перенял вкус и обычаи аристократии, которая застала ещё свои лучшие дни. С того времени его любимой одеждой был костюм для верховой езды – и даже будучи уже профессором, он любил появляться на лекциях в твиде и со стеком.

С 1901 года он изучал экономику на общественно-политическом факультете университета в Вене, где точно так же покорял одну за другой академические высоты. Речь при этом шла об исторической школе в экономике, организованной целиком в духе Гегеля, надо было лишь прилежно собирать цифры и данные, чтобы таким образом выйти на след экономических закономерностей истории. Если путём изучения истории ты однажды усваивал, как функционирует экономика, это позволяло описывать и современность. Историческая школа всегда видела экономические взаимосвязи как часть и результат конкретной – в пространстве и во времени – исторической ситуации. Гегельянцы не искали в экономике вечные законы, облачённые в одеяния математики, поскольку они не верили в homo oeconomicus. Согласно их взглядам, у человека в голове совсем другие вещи, чем преумножение собственной выгоды, и его поэтому не втиснешь в простую модель. Историческая школа видела свою задачу в том, чтобы формулировать осуществимое и возможное решение для конкретных ситуаций.

В Венском университете образовалась целая группа профессоров (Карл Менгер, Ойген фон Бём-Баверк и Фридрих фон Визер), которые смотрели на дело совсем иначе. В стиле и методе они следовали скорее английской традиции. Согласно их взглядам, экономическое исследование состояло не в том, чтобы выискивать мелкие статистические данные и выжимать из них законы, а, наоборот, исходить из теории и описывать мир согласно её ожиданиям. Выискивать в действительности разумное – любимое упражнение всякого гегельянца – казалось Австрийской школе (названной так впоследствии) мрачным отступлением в эпоху Давида Рикардо и Адама Смита. В их глазах положение вещей было таково: есть экономическая теория, которая описывает определённые закономерности, которые не изменишь какой-нибудь хитростью разума. Разделение труда целесообразно, свободные рынки эффективнее бюрократии, и преследование собственной выгоды ведёт к производству товаров, которые люди хотят купить. Из этих вечнодействующих аксиом надо исходить, выстраивать теоретическую базу и описывать действительность, которую не изменишь никакой революцией. Всё прочее не заслуживает того, чтобы именоваться наукой.