Читать «Баллада о тыловиках» онлайн - страница 19

Между тем поза у солдата не менялась. Конечно, с какой стати ему тотчас же поднимать крик? Чтобы первому получить пулю? Можно не сомневаться, что он не подаст вида до тех пор, пока не будет уверен в своей безопасности…

А Ганс, похоже, ничего не видел. Он опять обрушился на них с руганью. Но сейчас она казалась Борису такой неестественной, такой наигранной, что он еще раз бросил тревожный взгляд на часового: надо быть слепым, чтобы ничего не заметить.

Все это длилось какую-то долю минуты. А дальше начиналось то, что могло быть уже следствием промаха. Часовой крикнул Гансу, чтобы он поднимался по другому, покатому склону. Голос немца прозвучал как-то подозрительно спокойно. Возможно, это и была западня. Ведь теперь они должны будут пройти через весь мост под дулами пулеметов.

— Кажется, влипли, — быстро шепнул Борис Срывкову.

— Да подожди ты! — отмахнулся тот.

Они поднимались по склону, и на них в упор глядели, выжидая чего-то, семь… нет, девять вооруженных гитлеровцев. Ни реплик, ни шуточек. Одно настороженное молчание зверя, приготовившегося к прыжку.

— Schnell!.. Schnell! — продолжал усердствовать Ганс. Но как неестественно и фальшиво звенел в тишине его голос!

Они прошли мимо пулеметного поста, вступили на мост. Сейчас их в любое мгновенье могли прошить очередью. Сапоги скользили по грязи. Каждый шаг отдавался в сердце — ведь следующий мог стать последним.

Часовой, который оказался фельдфебелем и, судя по всему, командиром пулеметного взвода, шагнул к ним и сделал знак остановиться. Борис ощутил горячую бугристую поверхность лимонки. Но немец обошел их. Его интересовал Ганс. Он снова спросил, куда тот ведет пленных. Ганс ответил, как условились: в штаб, в Лауцен. «А там что, своих пленных нет?» — осведомился фельдфебель. И тут Ганс проявил самостоятельность, начал хохота. Смеялся он до того искренне, до того заразительно, что фельдфебель стал ему вторить — сперва сдержанно, а потом, все больше постигая смысл этого смеха, громко и открыто. Вскоре они хохотали оба. Уж они-то хорошо знали, какой ценой немцам удалось окружить в Лауцене русских гвардейцев и почему нет пленных.

Но этот неожиданный и дружный хохот встревожил Срывкова: не над ними ли смеются фрицы? Встретив его вопросительный взгляд, Борис незаметно покачал головой: ничего опасного. Срывков опустил веки: мол, понял.

В этот момент фельдфебель резко оборвал смех: либо заметил, что они переглянулись, либо подумал, что дальнейший смех в присутствии пленных неуместен. А может быть, вспомнил о подозрительном блеске под Фединой шинелью?

Фельдфебель прошелся у них за спиной. Все! Борис почувствовал, как у него сдавило в груди. Краем глаза он увидел Срывкова. По его напряженной позе видно было, что он тоже весь как сжатая пружина. Первым он, бесспорно, срежет фельдфебеля. «А мне надо, — быстро соображал Борис, — одну гранату швырнуть в тот пулемет, а другую, если останется время, в этот…»