Читать «Принцесса-невеста» онлайн - страница 3

– Мы думали о ком-то более национальных масштабов.

Очень мягко я сказал:

– Мисс Рогински, просто пошлите ей копию, пожалуйста, ладно?

– Да, – сказал он, – да, конечно.

Помните, как из-за тона мисс Рогински я не спросил, за кого играл Черчилль? Наверное, тогда у меня был тот же самый тон. В любом случае, что-то произошло, потому что тут же записал её имя, спросив, пишется оно через "о" или через "а".

– Через о, – сказал я, мысленно уже вернувшись в те годы, пытаясь представить себе посвящение, которое понравилось бы ей. Знаете, умное, и скромное, и замечательное, и великолепное, что-то в таком духе.

– Имя?

Это быстро меня отрезвило. Я не знал её имени. Я всегда называл её «мисс». Её адреса я тоже не знал. Я даже не знал, была ли она ещё жива. Я не был в Чикаго уже десять лет; я был единственным ребёнком, мои родители умерли, кому было нужно Чикаго?

– Пошлите её в среднюю школу Хайланд Парк, – сказал я, и сначала я хотел написать: "Для мисс Рогински, роза от вашего позднего цветка", но потом я подумал, что это звучит слишком тщеславно, и пришёл к выводу, что: "Для мисс Рогински, сорнячок от вашего позднего цветка», – будет скромнее. Слишком скромно, решил я тут же, и на этом блестящие идеи в тот день иссякли. Я не мог ничего придумать. Потом я задумался, а что, если она вообще не помнит меня? Сотни учеников в течение многих лет, с чего бы ей помнить меня? Поэтому в конце концов я в отчаянии написал: «Для мисс Рогински от Уильяма Голдмана – вы называли меня Билли и вы сказали, что я буду поздним цветком, и эта книга для вас, и я надеюсь, что она вам понравится. Я был вашим учеником в третьем, четвертом и пятом классах, спасибо вам большое. Уильям Голдман."

Книга вышла и провалилась; я не выходил из дома и пытался примириться со своей неудачей. Книга не только не утвердила меня в статусе самого самобытного писателя со времен Кита Марло , её к тому же никто не прочитал. Не совсем так. Её прочитали несколько человек, все мои знакомые. Но я полагаю, что могу с уверенностью утверждать, что ни один незнакомый мне человек не насладился моим произведением. Это был мучительный опыт, и я реагировал так, как уже описал. Поэтому когда пришло письмо от мисс Рогински – поздно – она была послана Кнопфу, а они не спешили передавать его - я был готов испытать воодушевление.

«Уважаемый мистер Голдман: Спасибо вам за книгу. Я ещё не успела её прочитать, но уверена, что она окажется хорошей. Конечно же, я помню вас. Я помню всех своих учеников. Искренне ваша, Антония Рогински.»

Это было ударом. Она совершенно не помнила меня. Я сидел, потрясенный, держа письмо. Люди не помнят меня. Правда. Это не паранойя или что-то такое; я просто выскальзываю из людской памяти. Мне в общем-то все равно, разве что, пожалуй, это ложь; мне не все равно. По какой-то причине степень моей забываемости очень высока.

Поэтому когда мисс Рогински прислала мне это письмо, делающее её такой же, как и все остальные, я был рад, что она никогда не вышла замуж, в любом случае, она мне никогда не нравилась, она всегда была плохим учителем, и это имя – Антония – прямо-таки подходило ей.