Читать «Возвращение на Подолье» онлайн - страница 128

Он целовал ее мокрое от слез лицо и впервые за долгие годы почувствовал, что счастлив.

Несколько часов они провели дома, а затем, чтоб побыть наедине, пошли гулять в парк “Горького”.

— Расскажи, Наташа, что произошло на той квартире в Подмосковье. Это тяжело, но нам без этого не обойтись.

Она словно оцепенела. Он обнял ее за плечи, прижал к себе.

— Не бойся, я с тобой.

Ее голос был вымученным и глухим.

— Ты уверен, что это необходимо?.. Не будешь жалеть?

— Нет, это необходимо.

— Нас бросили в подвал, а затем через каждые два-три часа насиловали. После того, как я плюнула Жарылгапову в рожу, он приходил одним из первых. Это был настоящий садист. Татьяне он постоянно прижигал грудь сигаретой, самолично хлестал ремнем. Мне прокалывал грудь вязальными спицами, те же спицы заганял под ногти.

— Хватит, прекрати, — выкрикнул Франц. — Дважды из-за меня ты подвергалась мучениям. Как я буду с этим жить?

— Замолчи, Франц, очень прошу, замолчи! Только благодаря любви к тебе я выжила. Понимаешь, мы должны все забыть!

Он метался словно зверь по усыпанной желтыми листьями аллее.

— Дальше, что было дальше? Как убили Харасанова, Василия и Татьяну?

— Они нас остановили у самой машины. С Жарылгаповым что-то произошло. Казалось, он сошел с ума. Несмотря на уговоры Константина, начал стрелять. Где-то рядом была милицейская засада. Меня ранили в живот, я упала, но все видела. Пули на моих глазах изрешетили Харасанова. У Татьяны сорвало череп, Василию попали в лицо. Жарылгапова и его людей также всех перестреляли. Я лежала в луже крови и слышала заключение медиков.

— Дальше, что было дальше?

— Два месяца я пролежала в больнице. Потом пришел запрос из Казахстана. О тебе никто не упоминал. Адвоката мне дали только на суде. Мне сокамерники так и сказали: “Будь у тебя с самого начала следствия адвокат, ты бы отделалась легким испугом.”

— А в зоне, как ты выжила в зоне?

— В зоне было паскудней всего. Эти бесконечные приставания извращенцев — “коблы”, “коблихи” — полнейшая моральная и физическая грязь.

Она сжала пальцы. Под розовыми ногтями он увидел синие ложбинки шрамов.

— Как поступала ты!?

— Дралась! Без конца дралась, — улыбаясь ответила она. — Из-за этого почти весь срок просидела в штрафном изоляторе. А затем вышла амнистия для впервые судимых по легким статьям.

Разговаривать не хотелось. Они долго молчали. Одетые в желтую листву деревья, словно под впечатлением ее рассказа, замерли, встречая сумерки. Тишину прекрасного осеннего вечера нарушил протяжный гудок тепловоза. Франц, приникнув губами к ее душистым волосам, сказал:

— Теперь все позади. Если Бог и Фортуна от нас не отвернутся, мы сможем быть счастливыми. Ведь нам пришлось столько пережить.

Пытаясь сделать это незаметно, она смахнула со щеки слезу.

— Ты плачешь, дорогая! Что тебя тревожит, скажи! Если это слезы счастья, почему ты пытаешься их скрыть?

— Лагерная привычка. Если в зоне видят слезы — ожидай неприятностей. Таков там жизненный уклад. Слезы считаются признаком слабости, растерянности души.