Читать «Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России» онлайн - страница 29

Фукуяма говорил о другом. О том, что, даже сознавая все несовершенство мира, мы не можем предложить для улучшения положения дел никакой иной политической системы, кроме демократической. Причем речь идет не о предложениях отдельных мыслителей (всегда есть люди, готовые оспорить сложившиеся мнения), а об устоявшихся в обществе представлениях, декларируемых представителями политических элит, стоящими у власти.

Американский исследователь обратил внимание на то, что последним человеком, уверенно обосновывавшим антидемократическое устройство общества, был нацист Адольф Гитлер. Его проект, предполагавший авторитарное правление, доминирование одной расы и физическое уничтожение «неполноценных», потерпел крах. С тех пор никто из серьезных политиков и ученых ничего подобного не предлагает.

При этом, конечно, сохранились разного рода диктаторские режимы, но «никто из них не мог сформулировать для нации, подобно Гитлеру, последовательную доктрину, которая оправдывала бы постоянное авторитарное правление. Все они вынуждены были принять принципы демократии и народного суверенитета и утверждать, что их страны — по разным причинам — к демократии пока не готовы: то ли из-за угрозы со стороны коммунизма и терроризма, то ли из-за экономических неурядиц, оставленных в наследство прежним демократическим режимом. Каждый такой режим объявлял себя переходным, подготавливающим окончательное возвращение демократии» [Там же: 50].

Думается, что это очень точное наблюдение. Разного рода маргиналы могут отвергать демократию, но вместо нее предлагают либо утопическую чушь, либо новый нацизм. Ответственные же политики демократию всегда признают, хотя на практике порой пользуются всякими демагогическими приемами, чтобы подольше удерживать личную власть и извлекать ренту из своего положения.

Более того, в XXI веке даже откаты от демократии происходят обычно не в виде возвращения военных режимов, а, как замечает известный британский социолог Майкл Манн, «в форме псевдодемократии: выборы проводятся, но они подстроены; существует множество партий, но режим может отбирать кандидатов и избирательно запрещать участие в выборах другим» [Манн 2014: 63].

Фукуяма писал свою книгу за десять лет до установления в России нынешнего политического режима. Но надо признать, что этот режим полностью вписывается в концепцию «конца истории». Оппоненты справедливо критикуют путинскую систему за многие ее недемократичные черты, однако сами авторы системы никогда даже в мелочах не пытались оспорить значение демократии. Если им приходилось откровенно сворачивать демократические институты, эти действия объяснялись необходимостью борьбы с терроризмом, как в случае отмены губернаторских выборов после бесланской трагедии 2004 года [Путин 2004]. Если же власти прибегали к манипулированию сознанием масс и фальсификации результатов выборов, то в ответ на критику давали понять обществу, что оппоненты небескорыстны, имеют иностранное гражданство и, возможно, даже служат своим зарубежным хозяевам, тем самым препятствуя нормальной демократизации России [Прямая линия 2011]. Владислав Сурков в бытность заместителем главы президентской администрации даже сформулировал теорию суверенной демократии, где давал понять, что только российская нация может влиять на выборы органов государственной власти [Сурков 2006].