Читать «Крутые горки XXI века: Постмодернизация и проблемы России» онлайн - страница 126

Однако нынешние ослабленные контакты развивают нас гак, как никогда не развивала сплоченная общинность прошлого. В связи с этим социологи даже заговорили о «силе слабых связей», дающих нам информацию, необходимую для нормальной жизни в современном обществе [Флорида 2014: 122].

В общине прошлого все люди были одинаковыми, и, взяв у стариков определенные уроки, представители молодого поколения после этого переставали развиваться. Члены общины консервировались до самой смерти, не получая для своего развития никаких импульсов со стороны. Возможно, кто-то из нас считает и сейчас такой образ жизни оптимальным, однако придется признать, что выжить в XXI веке, лишив себя внешней интеллектуальной подпитки, практически невозможно.

У нас нет выбора между системой тесных контактов внутри одной сплоченной группы и комплексом ослабленных связей в системе групп, формирующихся на протяжении нашей жизни. Волей-неволей мы расширяем круг контактов и ослабляем тесноту старых связей. Причем дело здесь не в упадке нравов, не в интернете и не в путешествиях в виртуальный мир. Дело в объективно складывающихся реалиях XXI века.

Правда, далеко не все хотят это понимать. Если в крестьянской среде вы были нужны только одной общине и погибали, будучи изолированы от нее, то уже со времени индустриальной эпохи за вас начинали бороться различные конфликтующие группы. Как за Козлевича боролись ксендзы и Остап Бендер.

А ныне нас раздирают между собой десятки конфликтующих общин. Друзья, на которых не хватает времени, обижаются. Начальники претендуют на то, чтобы и в свободное время вы думали о работе. Пожилые родители горюют, что о них не вспоминают. Семья хочет провести с вами воскресное утро, но в то же самое время необходимо присутствовать в церкви. «Таким образом, — делает вывод Фукуяма, — общих ценностей, которые бы разделялись всеми членами общества, стало меньше, а соперничества среди групп — больше» [Фукуяма 2003: 74].

Порой это соперничество грозит превратиться в монополию, распоряжающуюся вашей личностью, не обращая никакого внимания на то, «какое, милые, у нас тысячелетье на дворе». В России, например, сегодня появляются весьма высокопоставленные консерваторы, пытающиеся под предлогом спасения традиционных ценностей загнать нас в минимум групп общения, которые, по их мнению, считаются правильными. В офис можно, на митинг — нет. В церковь можно, в секту запрещено. В бассейн — добро пожаловать, в гей-клуб — ни за что. Кто на Кобзона — пожалуйста, кто на Мадонну — национал-предатель.

Консерватизм, стремящийся бездумно сохранять традиции и институты прошлого, — весьма опасная идеология. Это можно увидеть, в частности, на одном любопытном американском примере. В США долгое время были запрещены аборты. Прерывание уже зародившейся жизни принято было считать делом жестоким и не соответствующим традиционному религиозному духу. Но в 1973 году аборты легализовали, и данное решение властей вызвало неожиданные последствия. В 1990-е годы по всей стране снизилась молодежная преступность. Меньше людей стало погибать от поножовщины и преднамеренных убийств. Объяснялось это тем, что множество потенциальных преступников просто не появилось на свет. Ведь нежеланные дети часто растут в нищете у вечно пьяных, ссорящихся и бездельничающих родителей. Они получают ужасное воспитание, плохо учатся, остаются безработными и порой становятся преступниками. Легализация абортов позволила женщинам не рожать детей, которые потом все равно фактически останутся брошенными [Левитт, Дабнер 2007: 143-178].