Читать «Король утопленников» онлайн - страница 88

Хотя и политика не исключена, скажет телеведущая через час. До недавнего времени на месте бутика находилось посольство страны, которой больше не существует. Ты знаешь это государство и убираешь звук. Немой телевизор позволяет писать и одновременно смотреть новости. Ведущая делает губами, будто ублажая невидимый лингам. К тому же тебе будет так лучше слышно, если что-нибудь взорвется неподалеку. Усталый офицер в высоченных салатовых сапогах поднимает над головой мокрый торс манекена и вытряхивает наружу вместо внутренностей речные струи. Течет через острые ажурные трещины лопнувшего и вдавленного лица. Потом все гаснет и рябит. И пульт не помогает.

Телепульт глядит на тебя так, словно знает наперед все, что тебе предстоит увидеть. Содержит это внутри своих батареек. Почти вечных.

На их башне пожар, докладывает радио. Чтобы не было в голове лишних и вязких мыслей, нет ничего лучше, чем напевать модный хит. Обычно про себя, но дома можно и вслух. Радио — их источник. Только вот как они перестают быть модными? Есть волшебный компонент неприличного счастья, добавляемый поп-магами во всякий танцевальный хит сезона, а позже изымаемый так незаметно, что, услышав хотя бы через год, уже не понимаешь, где умещалось в песне столько радости и куда она выветрилась теперь? Ищи в новом хите! Чтобы не думать об этом, ты напеваешь вместе с радио: «между нами — между нами — между нами...» Иногда, случается, капают второй раз эликсир в забытую песню, и она, побыв ненужной, продается опять. Пора отстучать Майклу: Почему я не купаюсь?

Рука подплыла, стала я раздеваться, а она — смотрит.

— Как же это она смотрит?

— А так. Подплыла на мелководье и уставилась на меня ногтями, то почешет о дно ладошкой, то пальцами постучит по песочку, чего-то ждет.

— И чего же ты?

— Я думаю, надо по-мирному. Говорю ей: откуда ты, кто, чего тебе? А она отвечает.

— Да как же она отвечает?

— Как немые, миленький мой, отвечает, делает пальцами разные сложности, фиги-кукиши кажет, поднимает ил, смывает, как рыба хвостом, и опять за свое, значки показывать.

— Да это и была, верно, рыба?

— Конечно. Не всякая только рыба пополам в локте гнется и не у всякой живые пальцы на голове.

— И о чем же вы с ней беседовали?

— Да откуда ж я знаю? Я уж и так спрошу и эдак, на все отвечает по-немому, знаками. Совестно мне стало так, что мучаю ее вопросами, а сама не знаю языка. Смотрела-смотрела на руку, загоревала и ушла.

— И что же?

— И с тех пор не купаюсь. Я ведь эту руку-то вспомнила. Иногда как ухнешься в воду, студеная, так кто-то и хватает из глубины за разные места. Думаешь: холод, судорога, ну если совсем ясно касается, успокаиваешься — рыба. Нет! Это рука речная, я знаю ее теперь, так что купайтесь сами, мои судари. 2

Как так получилось, что ты шлешь эти тексты через океан? Получаешь за это деньги. Работаешь на далекого Майкла.

Помнишь сырые ветви, шаркающие в белесом небе? Сумерки цвета бритого черепа или роения чего-то мельчайшего и бесчисленного. Поверженная детская уверенность, что после заката твои глаза различают бесшумную суету отдельных молекул. В том ночном июльском каркающем парке было так себя жалко, ж-а-а-а-а-лко и тесно внутри себя, будто ты ручной насос, из которого только что выгнали воздух и набирать новый не спешат, держат рукоятку. Ничья рука нажимает сверху, прижимая душу к земле.