Читать «Король утопленников» онлайн - страница 83

— Самой важной проблемой мне показалось то, что в случае нашей анонимности прижигание будет присвоено кем угодно.

— Справедливость важнее славы. Да и славы у нас достаточно. Чем меньше ее будет, тем лучше. Ничего пока не готово к тому, чтобы движение «Приматы России» всерьез заявило о себе и было вписано в человеческие бюллетени.

— Лично я не против того, чтобы прижигание было присвоено, ну, например, бородатыми борцами с «греховным эфиром кафиров». Сейчас такое отвлечение внимания от приматов вполне полезно.

— Тем более, что наше досье на каждую мишень будет разослано. Вина каждого технолога будет внятно названа на нескольких языках.

— Итак, перейдем к сценарию. Все ли из здесь присутствующих знают, из чего делается обезьяний порошок, и понимают принцип его действия? Что именно он меняет в человеке? Что именно после прижигания становится невозможным? 9

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что они так прямо и пишут про «кафиров»: блокировать, захватывать, взрывать, не жалеть, смерть как избавление? — спрашивал Глеб.

— Я не хочу, — отвечал Шрайбикус, — чтобы мне на голову ночью рухнула крыша, а вчера она упала очень многим. Они жили всего лишь в двух остановках метро от моего дома.

— Я просто говорю, что это срочно обнаруженное письмо бородатых братьев с приговором всем нам не очень похоже на настоящее. Ты же сам столько пишешь, тебе кажется, оно настоящее?

— А дома настоящие взрываются, как ты думаешь? Мне сложно представить себе пиарщика, который сочиняет эту жуть про смысл звезды и полумесяца на пальмовом флаге. Похоже не на предвыборный заказ, а на искренний бред.

— Ну тогда ты больше не пей, — пытается шутить Глеб, придвигая к себе чужую банку с пивом, — а то завтра они пустят вирус, поражающий тех, у кого алкоголь в крови.

— Ну ты-то уже выпил?

— Да, и скажу тебе, от такой дряни, знаешь, сны плохие могут присниться. А можно и вообще не проснуться.

— Есть пишущий сны, — ответно шутит Шрай (он вообще не любит быть серьезным, «это испепеляет»), — пишущий сны нам

и шлет их в голову, как эсэмэски, а то, что ты ешь-пьешь тут ни при чем. Если ты кого-то увидел там, — Шрай стучит себя по бейсболке, — значит, ты уже готов получить такой сон, а не из-за того, что принял какое-то снадобье.

На бейсболке Шрая желтым стильное признание: Idiot.

— За Всевышнего, чтобы он нас помиловал! — поднимает Глеб банку над головой.

— Мы не так много для него делаем, чтоб на него рассчитывать, — отвечает Шрайбикус, — я там ехал сегодня, кстати. Разбирают плиты, людей уже вывезли, конечно. Ты знаешь, какой этот бетон горький? Ломаный и горький, как сухая желчь. Смотришь и чувствуешь желчь на языке.

— Ну и что ты думаешь про письмо?

— Не только люди пишут письма.

— Кто еще?

Шрайбикус вспомнил Сафру.

Дух Сафры писал прямо на теле Жанны. Она жила двумя этажами выше, когда Шрай еще учился в школе, и за несколько советских рублей показывала желающим свое шоу. Нужно написать на бумаге вопрос и сжечь записку, никому не говоря, что в ней. Жанна брала еще теплый пепел и медленно втирала его между локтем и ладонью. Проступали печатные буквы, целые слова, а иногда фразы. Чтобы проверить, в чем фокус, Шрай ходил вместе с Жанной в ванную и следил, как она моет руку. Не царапает ли на коже незаметно, не мажет ли клейким? Ей приходилось мыть по десять, а то и по тридцать раз. Все хотели спросить Сафру. Сафра, считали все, был дух. Жанна не рассказывала, откуда у нее связь с ним. Свое имя дух писал сам всегда в начале беседы. Иногда он отвечал очень точно, но чаще непонятно что. Шрай спросил в записке имя своей будущей жены, но получил кривое слово, которое никто не смог прочитать. В следующий раз он спросил: «2 умножить на 2?» и на розовой стертой коже увидел черную крупную четверку. Жанна и посвященные в ее культ подростки собирались на кухне Шрая, когда не было родителей. Потом она уехала. Ее мама говорила, вышла замуж за пекаря в другой город. Иногда Шрай пишет вопрос, сжигает бумажку и старательно втирает тьму в себя, а потом долго вглядывается. Как она это делала?