Читать «Балалайка» онлайн - страница 21
Андрей Ильин
Видит Ванька – некуда деваться. Либо земли лишаться, либо жизни. Он бы и жизни не пожалел, зачем она ему без радости, но только земли от того все одно не прибудет. Сник Ванька, лицом посерел, молчит. Только слезы по усам и бороде текут, капают.
– Так-то лучше, – говорит старший сын, – ступай теперь домой, на печку залазь да спи себе, покуда мы обратно не возвернемся. Там теперь твое место! А вы, братья, берите мерку и идите поле делить. И пусть каждый получит ровно столько, сколько ему годов. И будет это справедливо, потому что кто старше – тот на землю нагорбатился больше. По страданиям и награда!
Отправились братья поле мерить, межи пахать, а отец домой побрел.
Пришел Ванька домой, взял в руки черпак, воды испить, заглянул в кадушку да и обмер. Кто ж это из воды глядит? Лицо в морщинах, что поле в бороздах, седина паклями торчит, глаза слезами сочатся. Неужто он? Мотнул головой – отражение отозвалось.
Точно он! В минуту постарел. Был мужиком крепким, борода лопатой, голова черна что смоль – стал дряхлым старцем.
Сел Ванька на скамейку, руками щеки обхватил, заплакал горько. Поплакал-поплакал да и полез на печку, где ему жить определили.
Вечером сыны пришли. Шумят, галдят, пятками о половицы стучат, скамейки двигают. Землей от них пахнет, травой и ветром. Вытащили на середину избы стол, достали бутылку самогона-первача, капусты квашеной, огурцов соленых. Едят, чавкают, рыгают, горилкой запивают, хохочут, батьку ругательски ругают.
– Кабы не кротость моя – зашиб бы батьку до смерти, говорит старший брат. – Сколько он крови нашей попил, сколько шишек-синяков понаставил – не перечесть!
– И мы бы зашибли, – одобрительно кричат братья и кулаками по столу колотят.
Ванька на печке в дальний угол схоронился, старым тулупом накрылся, преет и так думает:
– Вот ведь как получается, я ж для них жил, для них старался, и они же меня забить до смерти хотят. Я копейку к копейке богатство добыл, а они стервозятся, страданий моих не принимают. Где справедливость? Как же можно, чтобы дети единокровные отца жизни лишить могли!
А только чувствует Ванька – не пугают сыны, не шуткуют, всерьез говорят.
Братья пьют да хмелеют, хмелеют да в злобу входят, в злобу входят да на ком ее сорвать ищут.
– А вот неправильно это, что старшему земли больше, говорит средний брат, – неправильно, и все тут! Поровну земли всем! По-ров-ну!
– Точно! Поровну! – кричат братья. Закипает в них кровь, на горилке замешанная, в голову бросается, глаза застит пеленой черной.
– Не бывать по-вашему, – говорит старший брат, – я теперь заместо батьки буду, вы меня слушать-почитать должны!
– А вот мы тебя взашей! – грозят братья, да уж и не грозят, а скамейки роняют, рукава закатывают.
– А вот мы счас посмотрим, кто здеся главнее.
Пошла потеха! Только кости хрустят да кровушка брызжет.
Попортят избу, расстраивается Ванька, разнесут по бревнышку.
Только слышит вдруг, кто-то ногой стенку скребет, на печку лезет. Замер Ванька, затаился. Как ни горька жизнь, а помирать боязно. Счас вниз стащут и забьют!