Читать «МОНОМАШИЧ. Мстислав Великий» онлайн - страница 23

Галина Львовна Романова

Велга вконец заплутала и еле нашла укромный уголок близ крепостной стены. Чей-то терем подходил вплотную к стене, но между заборами оставалась небольшая щель, заросшая крапивой и бурьяном. Когда Велга залезла в неё, внутри оказался небольшой ров. Там усталая девушка просидела до темноты, боясь высунуться наружу, а потом незаметно задремала.

Проснулась она от чужих голосов.

   — Эге! Девка!

   — Точно! Девка. Отколь такая?

   — А нам-то что за дело? Хватай!

Встрепенувшаяся было со сна, Велга почувствовала чужие руки, схватившие её. Девушка закричала и забилась, вырываясь, но к первому мужику на помощь подоспел второй. Вдвоём, держа отчаянно бьющуюся Велгу за локти, они вытащили её из ровика, скрутили сыромятным ремнём запястья, засунули в рот какую-то тряпку и с головой запихнули в мешок.

Через два дня после того, как погорел Торговый Конец Новгорода, из Псковских ворот выехал небольшой обоз. На последней подводе лежал большой мешок. Иногда он слабо шевелился и из него доносились приглушённые стоны.

2

Русь в тот год жила предчувствиями перемен. На осень в Любече был назначен большой княжий снем. Впервые за долгое время собирались все князья Рюрикова дома, внуки и правнуки Ярослава Мудрого, чтобы урядиться наконец о своих делах. Собирались они по приказу и велению Владимира Всеволодича Мономаха, который жестоко страдал, видя, как другой сидит на золотом киевском столе, и мечтал о великокняжеской власти. И сейчас он поступал, как великий князь, хотя по старшинству должен был уступать не только Святополку Изяславичу, но и Давиду Святославичу Черниговскому, которому принадлежал теперь замок Любеч.

Чем больше род, чем дальше в прошлое уходит тот дед или прадед, что дал жизнь сперва сынам, потом внукам, а после и правнукам, тем слабее связи между его потомками. Ведь, коли разобраться, то у деда тоже был дед, а того — свой, у этого — свой предок-пращур и так далее до самых первых людей. Выходит, все люди — братья и сёстры. Но так провозглашается лишь на словах — на деле не только в такой дальней, по Адаму и Еве, родне нет любви — не сыщешь её порой и в тех, кого одна мать на свет родила. Четверо старших князей приходились друг другу двоюродными братьями — братанами, — с ними были их племянники-сыновья Ростиславичи. Двоюродным братом был и Давыд Игоревич Волынский. И быть бы им по роду ровней, различаясь лишь годами, но судьба распорядилась иначе.

Надменный Святослав Ярославич, пользуясь слабостью и несчастьями старшего брата Изяслава, в его отсутствие занял Киев. По лествичному праву он был прав — старшему брату наследует средний, а тому молодший, — но Изяслав-то был жив. Он вернулся, взял принадлежащий ему золотой стол и правил ещё целых два года. После чего Всеволод, младший Ярославич, провозгласил, заглядывая далеко вперёд, за свою смерть — раз Святослав нарушил ряд, объявить его изгоем и лишить его сыновей права занимать великокняжеский престол. Не зря в сказках именно младший, третий сын часто оказывается и умён, и хитёр, и удачлив, ползшая в обход старших братьев богатство и красавицу-жену в придачу. Всеволод оказался именно таким, но жизнь — не сказка, вот и пришлось ему действовать по-иному. Тем более что Бог обидел его детьми — кроме старшего Владимира, по матери носившего имя Мономах, и младшего Ростислава, не дал сыновей. Но так для Всеволода было лучше — устранить прочих родичей-соперников, и будет Владимир править Русью один, как правил Ярослав после смерти своих братьев Бориса, Глеба, Вышеслава, Святополка, Судислава, Мстислава и прочих. А Ростислав будет подручником.