Читать «Салтыков. Семи царей слуга» онлайн - страница 206

Сергей Павлович Мосияш

Императрица остановилась, наблюдая за пишущей рукой Теплова. Тот закончил, поднял голову и заметил негромко:

— Это хорошо, что вы ее по фамилии не называете, ваше величество.

— Из уважения к просьбе Петра Семеновича. Итак, продолжим: «Лишить ее дворянского звания и запретить по всей империи нашей именовать ее по роду отца или мужа. В Москве, где она содержится под караулом, вывести ее на Красную площадь пред народом, зачитать сентенцию, а затем, приковав к столбу, повесить на шею лист с надписью «Мучительница и душегубица». После сего поносительного зрелища засадить ее в подземную тюрьму до скончания живота, лишив всякого общения с людьми и света. Свечу едину зажигать лишь на время кормления…»

Дождавшись, когда Теплов закончит писать, императрица спросила:

— Ну как, Григорий Николаевич, не очень строго?

— Не очень, ваше величество.

— А по мне — так топор гуманнее. Но ничего, пусть помучается зверица. А то топор? P-раз, и никакого страдания. Пусть пострадает, нелюдь, покусает локти. И кто ее породил такую?

Получив из Петербурга с нарочным сентенцию с подробной резолюцией государыни, Салтыков призвал обер-полицмейстера:

— Вот читайте, Бахметев, и действуйте согласно указу ее величества.

Бахметев, прочтя резолюцию, произнес с некоей досадой:

— Выходит, помиловали ее.

— Это как сказать, — Салтыков засмеялся. — Оповестите весь народ о предстоящем зрелище, дне и часе.

— Но до этого надо тюрьму изготовить, ваше сиятельство.

— Это само собой.

— Где прикажете?

— Я думаю, под церковью в Ивановском девичьем монастыре. Пошлите туда землекопов, плотников. Дверь покрепче и никаких окон и продухов, чтоб была кромешная тьма, как велит государыня.

Когда Салтычиху повезли на Красную площадь на позорище, Петр Семенович не пошел смотреть, отправил своего денщика:

— Сходи, Проша. После расскажешь.

Прохор вернулся после обеда возбужденный.

— А народу, народу — море.

— Ну как? — спросил граф.

— Привезли ее, взвели на помост, прочли громко сентенцию. Привязали, стал быть, к столбу, повесили на грудь картонку с большими буквами «Мучительница и душегубица». Глядит она зенками на людей, как волчица. Ну тут евонные дворовые почали в нее разные штуки кидать — камни, палки и костерить ее худыми словами. Улюлюкают. Свистят. Один мальчишка изловчился и левый глаз ей залепил комком грязи. В толпе хохоту…

— А что полицейские?

— Они не мешались.

Все было исполнено по указу ее величества — и отнятие дворянского звания и фамилии, и поносительное зрелище, и тюрьма подземная. Но молве народной уж не укажешь, так и вошла эта нелюдь в историю под именем Салтычихи, обозначив сим словом край нечеловеческой, немыслимой жестокости.