Читать «Наш Современник, 2005 № 10» онлайн - страница 30

Алексей Кожевников

Яковлев из-за плеча антиквара пробегал глазами страницу справочника, вдруг резко отодвинул руку Соломона и ткнул пальцем в строчку.

— Да вот же!

Они медленно, вполголоса прочли краткое описание утерянного шедевра знаменитого испанца Эль Греко, или Доменико Теотокопули, под настоящим греческим именем которого, данным ему при крещении, его почти никто не знал.

Странная судьба была у этого художника. Грек по рождению, он в молодости учился живописи у иконописцев острова Крит. Потом уехал в Италию, эту Мекку живописцев, брал уроки у Тициана в Венеции, работал в Риме, считал своими учителями мастеров позднего Возрождения Бассано и Тинторетто. В конце шестнадцатого века перебрался в Испанию, поселился в Толедо и своими картинами, как пишут справочники, религиозно-мистического содержания, портретами кардиналов и великих инквизиторов создал вторую, бессмертную славу и своему новому имени, и древнему городу, известному до этого знаменитыми толедскими клинками уникальной холодной ковки.

После смерти художника имя его было забыто чуть ли не на два с лишним века. Картины Эль Греко тихо хранились в музеях Европы. Часть их утерялась. Виной тому были войны, революции, потрясавшие одна за другой старый континент. Потери от пропажи были невозвратны — копий не оставалось. Были только краткие словесные описания той или иной утерянной работы художника. И вот теперь, глубокой осенью двадцать первого года, словно каким-то волшебством возникшая из скудной словесной ориентировки, перед потрясенным антикваром лежало прекрасное творение позднего периода гениального мастера. Капризная мода конца девятнадцатого века открыла его заново, как когда-то европейские меценаты открыли заново античную культуру.

Долго смотрел Соломон на чудесное полотно. Лак, покрывавший картину, потрескался от времени, но это не портило чистоту оттенков. Краски переливались, горели, точно художник положил их на холст только вчера.

— Нужна серьезная экспертиза, — как бы очнувшись от затяжного сна, сказал Соломон.

— А я что говорю! Конечно! Я же… прямо к тебе! Ты специалист! Мэтр! Тебе решать.

Антиквар решился. Он взял полотно на комиссию. Через несколько дней он позвал к себе Яковлева.

— Все сходится! — сказал он.

Выражение лица его было растерянным. Он, казалось, не верил до конца в то, что говорил.

— …И краски, и холст, и манера, — все его! Семнадцатый век… Чертовщина какая-то! Бред! Не могу до конца поверить.

Он долго молчал, сопел носом, протирал линзы очков, потом, не глядя на собеседника, спросил:

— Что собираешься делать с картиной?

Эти слова застали Яковлева врасплох.

— Я как-то не думал… Может, в музей?

— Какой… музей! — передразнил его Соломон. — Музеи сейчас самое ненадежное место. Большевички лучшие работы продают за рубеж. На государственном уровне продают. Пролетариям не нужны картины на библейские темы. Опиум для народа!.. Музей…

— Что же делать?

Соломон опять затянул паузу.