Читать «Наш Современник, 2005 № 10» онлайн - страница 232

Сергей Есенин определял знак фиты (q) как образ пространства, в котором человек «земной» (тело) и человек «небесный» (дух) встречаются, обретая свой законченный смысл и первозданную цельность.

На законах скрещивания вертикалей и горизонталей построены все формы бытия, образуя гармонию мироздания. Христианские мистики твердо верили, что «идущий по небесной тверди» в соединении с земным телом образует знак креста и образ распятого Спасителя, «на котором висела… доска с надписью: Иисус Назаретянин Царь Иудейский»³. Только через Голгофу, согласно вероучению, Христос преодолел земное пространство, вознесясь к небесному Отцу.

По Есенину, буквы «Я» и «У» в их соединении дают образ креста как символа преодоления пространства и духовного прорыва к сущностным основам бытия. Этот образ несет последнее предложение четверостишия:

Уж не я ли сам?

Таким образом, каждая строчка стихотворения представляет собой явление скрещивающихся линий:

В «Ключах Марии» Есенин писал о трех типах образности: об образе заставочном — «от плоти», корабельном — «от духа» и ангелическом — «от разума»¹. Заставочный образ поэт представлял как уподобление одного предмета другому и в этом смысле сравнивал его с метафорой. Так, в его стихотворении в первых трех строках и в первом предложении четвертой строки образ креста является через зрительные ассоциации, связанные с пейзажем. Композиция пейзажной картины — метафора креста.

«Корабельный образ есть уловление в каком-либо предмете, явлении или существе струения, где заставочный образ плывет, как ладья по воде»². Действительно, во всем четверостишии «Снежная равнина…» за зрительными впечатлениями (заставкой) ощущается какая-то недосказанная тайна. Читатель понимает, что существует нечто большее, чем то, что определяется здесь словами и обычными понятиями.

«Ангелический образ есть сотворение или пробитие из данной заставки и корабельного образа какого-нибудь окна, где струение являет из лика один или несколько новых ликов»³. Таким соединением физической картины стихотворения с запредельным, метафизическим смыслом, который начинает просвечивать через эту картину, является умозрительный символ креста, выраженный через образное восприятие буквы алфавита. Этот ключ, этот путь к инобытию, возникший за природным миром лик — есть чудесное и прекрасное.

Белый цвет, который как свет пронизывает все стихотворение, несет в себе образ гармонического слияния всех цветов, идею упокоения и успокоения, полноты и всеединства. Он эмоционально дополняет образ широкого, недвижимого пространства и придает ему сакральный характер.

2

В древнерусской культуре фита принадлежала не только к жизни слова, но и богослужебного пения. Мелодия на Руси записывалась не при помощи нот, как в наше время, а при помощи знаков — знамен, размещавшихся над словами текста. Некоторые напевы, которыми распевалось слово, обозначались знаком фиты⁴. В древнерусских азбуках знаменного пения к ним применяются такие определения, как «сокровенные», «тайносокровенные», «таинственные», «тайнозамкненные», «мудрые строки», «узлы»⁵. Являясь по музыкальной форме «узлом», кульминационным местом песнопения, фита размещалась над наиболее значимыми словами текста: «рождается (Бог)», «Пречистая (Дева)», «крестом», «апостолами», «призываю (Предстательницу)» и т. п. Своей мелодией фитный распев устремлялся от самых низких по звучанию звуков к высоким, светлым, звонким, видимо, символизируя соединение земного и небесного, материального и духовного, познаваемого и непознаваемого¹. Очевидно, не случайно он был часто связан с тематикой Богородицы, называемой христианскими гимнографами «мостом» (древнегреч. — .(Xn<D″) между небом и землей.