Читать «Наш Современник, 2005 № 10» онлайн - страница 2

Настроение у всех было какое-то текучее, половинчатое. С одной стороны, вроде все, как говорится, путем: старое уступает дорогу новому. А с другой… Неладно у нас на сердце, непразднично. И какой тут праздник, если в воздухе явно чувствовался запах несправедливости. Пусть мы, молодые актеры, и не были причастны к этому, а все же… все же… все же…

А главное: на сборе труппы не было Ливанова. Он не пришел. Впервые за свою долгую службу МХАТу. Говорят, свой неприход он озвучил такими словами: «Пока этот хунвэйбин (имеется в виду Ефремов) будет худруком, ноги моей не будет в Художественном театре».

Читка пьесы в нижнем фойе долго не начиналась. Ждали «стариков». Они остались в большом зале, выясняя с Фурцевой сложившуюся ситуацию. Разговор у них шел разгоряченный, громкий:

— С ним же невозможно нормально разговаривать, — в повышенном тоне объяснял кто-то министру. — Давайте вот при свидетеле — вашем свидетеле, давайте я поздороваюсь с ним, и вы увидите, в каком тоне и что он мне ответит!

Олег не выдержал напряжения от затянувшейся паузы, вышел в фойе и заглянул в зал с высоты первого яруса.

— Все говорят!.. Все болтают! — вслух, раздраженно сказал он самому себе, не заметив при этом чью-то щуплую фигурку, приткнувшуюся в темном угловом кресле яруса. — Все о театре! Ну, ничего… Я им их ё… театр развалю!

Человек, которого не заметил Ефремов, был студент-театровед, проходивший у нас преддипломную практику. Как и всякий студент, он был заряжен неуемным любопытством к делам театра и отличался феноменальной памятью. Память у него была просто фотографическая. Окончив институт, он остался работать у нас руководителем цеха и работает до сего дня…

Я сейчас ловлю себя на том, что мне не хочется писать об этом событии. Ну, хоть убей, не хочется! И не потому только, что все противоборствующие участники этого события были великими актерами, были мне близки и дороги. Не имею я права быть им судьей, тем более теперь, когда прошло столько времени и когда последний из участников этой драмы давно уже оставил этот бренный мир.

Останемся на позиции беспристрастного свидетельства, все время памятуя слова, сказанные древними: «О мертвых или хорошо, или ничего». Понимаю, что достичь этого не удастся, так будем, по возможности, держаться этого постулата и беречь свою душу от разрушительного злопамятства. Будем придерживаться правила счастливой концовки. Или счастливого начала…

А начало действительно было счастливым! Выражаясь киношным языком, отмотаем пленку времени назад, на ничтожно малый промежуток в семь лет, и вот оно перед нами — жаркое, ясное лето шестьдесят третьего, когда был окончен театральный институт и впереди, как сказочный Камелот, ждал наш театр.

И имя этому театру было МХАТ.

* * *

У меня сохранилась любительская фотография: заполненный партер театрального зала, лица сидящих людей, повернутые в одну сторону, и в точке их внимания, как бы вытолкнутая, стоит чья-то растерянная фигурка (видно, что растерянная) в темном пиджаке, в белой рубашке с галстуком. Фигурка эта — моя. Это меня, нового актера, представляют труппе Художественного театра. Вряд ли кто из этих людей запомнил в тот момент мою фамилию. Но процедура представления, пусть даже формальная, заставила их повернуть головы, и на пленке театрального фотографа Игоря Александрова отпечатались их профили, легендарные профили мхатовских «стариков».