Читать «Доменная печь» онлайн - страница 58

— О-о, господи! — обмер кто-то в ограде.

Кузин и Мишка лавируют, спускают на палках крест, направляют его под лестницу и разматывают веревку.

— Принимай!

Подхватили мы крест, отвязали его, а к веревке привязали флаг. Эх, как взмыл он! Краше птицы! Поймал его Мишка и вставил на место креста. Полотнище флага распрямилось под ветром, хлопнуло и заиграло на солнце. Снизу взвились музыка, песни. Кузин пригнул к древку флага края маковки и спускается. Приняли мы одну лестницу. Мишка отвязал свою, подергал держалки — и лезет к нам. Внизу забормотали, заахали: вот, мол, сейчас бог покарает его. Даже нам дух захватило: а ну, как случится что? Подхватили мы Мишку и пошли дальше...

По балкам перебрались на колокола, через верхнее окно колокольни выставили наружу второй флаг и — назад. В ушах ветер, гомон, хлопки, а на улице тишина.

С паперти уже речи говорили. Пригляделся я к толпе, лица у иных будто пылью посыпаны: ждали беды и не дождались. Слушают, глядят, как флаги полощутся вверху, и дрожат нутром: ничего не случилось, зря кликуши каркали...

Я завел разговор с одним литейщиком и не заметил, как речи кончились. Повернулся — знамен уже нет. Я к паперти, пробрался в середину и гляжу: стены белей снега, с напрестольной материи заря горит, завод высится, слова мигают.

Лампочки с паникадила на головы брызнули светом, — стало еще ярче и лучше. Гляжу — к трибуне Чугаев идет. Золотой он человек, а для такого случая, казалось, нехватит у него голоса. Поздравил он нас с открытием клуба и говорит:

— Ради такого вечера надо нам вспомнить, кто такие мы, металлисты, есть, откуда мы пошли, кто наши деды-прадеды...

«Ой, и куда он залетел», — думаю и гляжу на него чуть не со страхом: долго, мол, будет говорить, напустит скуки...

А он переступил с ноги на ногу, откашлялся и читает нам старинный указ царя о том, что с мужиками к заводам прикрепляются подлые неимущие люди...

— Вот, это, — говорит Чугаев, — и есть наши предки: от мужиков, от подлого, неимущего люда пошли мы...

Сказал, будто вытянулся и стал рассказывать, как начинались у нас заводы, как работалось и жилось на них, как металлисты Клим Соболев и Анцифер Трофимов ходили к царице искать правды. Их отстегали за это кнутом, им вырвали ноздри, железом выжгли у них на щеках и на лбах по три буквы: на правой щеке букву В, на левой щеке букву 3, а на лбу букву О,—чтоб все знали, что есть они ВОЗмутители, и угнали домучивать на каторгу.

У меня по спине мурашки пошли. Стою, дрожу, сам не свой. А Чугаев уже рассказывает, как железом окандаливали нашего брата, как мы брались за ум, как давали друг дружке клятву не выдавать, не уступать и тужились скинуть с себя петлю неволи.

Дальше — больше, и стало мне мерещиться, будто Чугаев идет по нашей жизни, а мы идем за ним, идем и видим себя во весь свой рост. Ведь поколение за поколением растаптывали мы тропы в дороги, дороги в дорожищи. Шли и вешками оставляли у дорог и дорожищ клейменых, поротых, замученных царями и царицами прапрадедов, дедов, отцов. Сколько их? И все они будто пришли к нам, в наш клуб, в бывшую церковь, все они будто слушают, как мы поминаем их, и шепчут нам: