Читать «Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима» онлайн - страница 50

Черты незнакомца были правильные, цвет лица смуглый и нос острый, борода небольшая, а глаза блестели из-под густых бровей, как отполированный черный янтарь. Скрестив руки на груди по восточному обычаю, он почтительно преклонился перед княжной, но, подняв голову и встретившись глазами с нею, он забыл свою почтительность и стал смело смотреть на нее с таким гордым видом, как будто он был чем-то более даже эмира, владеющего десятками тысяч верблюдов. Она спокойно выдержала его взгляд, хотя ей казалось, что она видела эти глаза недавно. Неужели это был тот самый незнакомец, которого она встретила на пристани и которого приняла за коменданта? Нет, это было невозможно, тем более что сказочник казался человеком пожилым, а комендант был юношей. К тому же для какой цели стал бы комендант маскироваться? Как бы то ни было, она опустила покрывало, подобно тому, как сделала это на пристани.

— Этот преданный слуга и мой друг, — произнес сказочник, опуская глаза, принимая прежний почтительный вид и указывая на евнуха, который с глубоким уважением скрестил руки на груди, — сообщил мне, по приказанию его повелителя, что родственница государя этой столицы, служащей светилом для всей земли, укрылась в замке от бури и скучала, благодаря отсутствию всякого развлечения. Он предложил мне рассказать ей какую-нибудь интересную историю. Я знаю много сказок, преданий и притч, но, княжна, они так просты, так бесхитростны, что ими могут интересоваться только детские умы обитателей пустыни, а в тебе, я боюсь, они возбудят один смех. Но, как бы то ни было, я явился к тебе, и как ночная птица поет, когда взойдет луна, потому что луна прекрасна и достойна поклонения, так и я готов преклониться перед твоими желаниями. Приказывай, княжна.

Он говорил по-гречески, но с некоторым чужестранным оттенком.

— А ты знаешь, — отвечала Ирина после некоторого молчания, — сказку о Хатиме, знаменитом арабском воине и поэте?

При этих словах евнух улыбнулся, а сказочник с одушевлением человека, которому предлагают говорить на любимую тему, произнес:

— А ты, княжна, имеешь понятие о пустыне?

— Я никогда там не бывала.

— Хотя пустыня не отличается красотой, но она — храм великих тайн, — продолжал сказочник с быстро усиливающимся энтузиазмом. — Тот, Кому ты поклоняешься, как Богу и вместе Сыну Божию, что превышает нашу простую веру, прежде чем явиться миру, удалился в пустыню. Так и наш пророк перед появлением среди верующих ушел на время в Хива, обнаженную, каменистую, безводную местность. Поэтому я позволю себе сказать, что сыны пустыни — благороднейшие из людей. Таков был и Хатим. Вот как в Геджасе и Недже рассказывают о нем.

В те дни, когда Всемилосердный Бог создал мир, что для Него так же легко, как для горлицы свить гнездо, он украсил землю горами, реками, морями, лесами и зелеными лугами; все было по-видимому, кончено, кроме песчаных пустынь, которые нуждались в воде. Но Творец пожелал отдохнуть, и, в минуту отдыха найдя все, совершенное Им, прекрасным, Он сказал Сам Себе: «Пусть так все и останется. Придет время, когда обо Мне и о Моем имени люди забудут так же, как забывают о листьях прошедшего года. Тот, кто гуляет в саду, думает только об окружающей его красоте, но обитатель пустыни, желая видеть что-либо красивое, должен взглянуть на небо, а смотря на небо, он, естественно, вспомнит обо Мне и скажет с любовью: «Нет Бога, кроме Бога Всемилосердного. Его человеческие глаза не видят, но Он видит их, Он Всевидящий, Всезнающий». Придет время, когда вера будет мертва и поклонение истинному Богу заменится идолопоклонством, когда люди будут называть богом камень и медные изваяния. Такое время наступит прежде всего в странах, где процветает довольство, и в городах, где царит роскошь. Вот почему необходимы пустыни. В их обнаженном, безграничном одиночестве снова возникнет вера и очистит, просветит мир, потому что Я — источник жизни — буду вечно присущ пустыне. Там Я подготовлю людей для искоренения зла на земле, они будут лучшими образцами человечества, и их добрые качества не заржавеют, они будут храбры, потому что Мне понадобится меч, правдивы, потому что Я — сама правда, великодушны и полны любви друг к другу, потому что Я — источник любви. Они станут говорить огненными языками, и один будет витией, а другой поэтом; живя среди вечной угрозы смерти, они будут бояться не Меня, а бесчестия. Сыны пустыни будут Моими сынами, никем непобедимыми хранителями слова. И среди них из века в век будут появляться такие образцы человеческого совершенства, в которых явятся соединенными все добродетели».