Читать «Баллада о Георге Хениге» онлайн - страница 35
Виктор Пасков
— Ти богат, когда с трубой. Когда без него — совсем бедни.
— А ты — чего ты добился со своими скрипками? Этого подвала, нищеты? Того, что тебя чуть не выгнали на улицу? Твои ученики от тебя отреклись. Знаешь, что ценится в этом мире? Вот это! Посмотри на него!.. Хорошенько на него посмотри, вот что ты упустил когда-то, мастер Хениг!
— Эх, Марин! Злати руки, глюпа голова. Глюпости дете не говори. Не слушай отец. Отец сердити. Когда не сердити, тогда слушай.
— Беги домой, — сказал отец, — вот деньги, дай матери, пусть накрывает стол. Буфет везем. Всех зовем в гости!
Я пулей помчался домой, взлетел по лестнице, раскидал сушившееся в коридоре белье, рванул дверь и скороговоркой прокричал:
— Накрывай на стол! Буфет везем! Зови всех в гости!
Мать ахнула, побледнела, вскочила из-за машинки и снова опустилась на свое обычное место:
— Как, сейчас? Прямо сейчас?
— Мне некогда! — крикнул я, швырнул деньги на стол и бросился обратно к Хенигу.
Перед домом Хенига стояла красная телега. Лошадь помахивала гривой, а возница лениво похлопывал ее по заду рукоятью кнута. Григор Аврамов — ударник из Музыкального театра, Роберт Димов — вторая труба, Робертович — контрабас и мой отец с длинными, как у грузчиков, ремнями суетились вокруг буфета, который возвышался над их головами подобно белоснежной скале.
— Поко а поко! Осторожнее! — взывал Робертович.
— Нельзя ли немножко престо, давай виваче, что ты топчешься? — возражал Григор Аврамов.
— Анданте! Я вам что, подъемный кран? Немного по-комодо, у меня руки отрываются!
Отец удовлетворенно сопел.
Шаг за шагом они перетащили буфет, откинули заднюю стенку телеги и положили его боком на дно. Рыжий с женой тоже вышли на улицу и угрюмо наблюдали за их действиями. Прохожие останавливались и, открыв рот, смотрели, как грузят на телегу эту махину. Возница гордо поглядывал на всех. Отец изображал полное безразличие к происходящему вокруг.
Наконец удалось поместить буфет точно на середину. Возница громко крикнул: «Пошел!» - взмахнул кнутом, который описал в воздухе изящную змею, и ударил по крупу лошади. Лошадь фыркнула, вскинула голову, и телега медленно тронулась с места.
Григор Аврамов, Робертович, Роберт Димов и отец стояли по четырем углам буфета, как почетный караул у гроба. Телега грохотала по булыжной мостовой. Я сидел, выпрямившись, на козлах.
По обеим сторонам улицы Искыр выстроились в ряд соседи. Мать уже успела сообщить им новость. Тут стояли Стамен и Вража, их сын Георгий и дочь Тони, Пепи и Манолчо с сыном Владко и дочерью Ванче, Йорде, Фроса, Митко, Лили и Любка (о, как они завидовали мне!), Цанка, Роленский и Роленская, Бойка и ее дочь Буба, Мирчо, домоуправ (у него первого в квартале случился инфаркт), жена его Малинка, дочь Станка и сын Станко. Тут был Вангел, недоумевающе почесывающий за ухом, Йордан — напудренный мукой, автослесарь Павел, часовщик дядя Брым с зеленоватой лупой в правом глазу, Сакатела, торговавший семечками, чью лавку я однажды поджег, — все, все застыли по обеим сторонам улицы, а желтое солнце светило прямо в раскрытые рты, прожигая до самых печенок неверующих, сомневавшихся в моем отце. Синее небо плескалось и струилось над их головами, деревья вытянулись по стойке «смирно», опустив руки по швам, и только их зеленые волосы развевались на ветру. Тишину нарушал лишь стук копыт и какой-то подземный гул: