Читать «Баллада о Георге Хениге» онлайн - страница 24

Тук! Тук! Тук!.. Отец наносил последние удары молотком по шляпкам уже забитых гвоздей, опять валился на стул и обхватывал голову ладонями.

— Для кого делал буфет, Марин? — спрашивал вдруг старик.

— Для нас... для моей жены. Я же тебе рассказывал.

— Ти жена не любить?

— Как не люблю, ведь она мне жена. Что ты говоришь!

— Но так работать — все равно не любить.

— А как ты хочешь, чтобы я работал?

— Слушай, научу тебе. Когда пришел клиент и сказал: «Сделай мне скрипка», что делает стари мастер?

— Делаешь скрипку.

— Ай-ай-ай! Все забивал! Не помнишь, когда с цар Виктор пришел за скрипка?

— Ну и?

— Первое — говорим с клиента. Какой человек? Весели? Добри? Молчит-грустни? Умен? Не умен? Хотел за три дни инструмент? Спокойно? Любезен с мастер Хениг? Важен господин? Глаза какой? Если не говорил, то все спутал. Для весели человек сделает грустна скрипка. Для грустни — весела. Ти мне понимаешь? Когда скрипка как сестра, тогда играет добро. Широк тон, велики глас. Может грустни человек играть на весели инструмент? Не может. Сам скажи, ти музикант, может или нет?

— Не может, — соглашался отец.

— Потом с дерево говорим. Есть весело дерево, грустно, умно, спокойно, хитро, силно, тихо. Сколико человек, столико дерево. Скажешь ему, кому идет, куда. Он любит тебе, берегит тебе, служит добро. Добро дерево ждет много лет свой господин! Так, мастер Марин! Иначе не слушает, не дается, не хочет стать скрипка. Дерево выбирает человека, мастер выбирает дерево. Не бороться с ним, не бьется с ним. Оно не виноват. Работай с ум! Так я учил мастер Франта, мастер Ванда... Смеялся. Не верил! Злати руки, железно сердце! Понимаешь?

— Понимаю...

— Слушал, а не понимал. Эх, мастер Марин!

Георг Хениг шарил под верстаком, брал консервную банку, где хранил окурки, рылся в ней трясущейся рукой. Доставал один, с нескольких попыток зажигал его. Он был страстный курильщик, но денег на сигареты у него не было, и он собирал на улице окурки.

Я покупал ему чуть ли не ежедневно по две пачки «Бузлуджи», но он предпочитал окурки. Отец, ничего не говоря, выбрасывал консервную банку. Потом вынимал из кармана пачку и передавал Хенигу. Тот с виноватым видом брал сигарету, разминал, смачивал языком, и оба они с наслаждением пускали горькие струйки дыма.

Наступал вечер, и в углу появлялись синие тени. Я отчетливо видел, как они передвигаются, садятся то на пол, то на верстак, подпирают кулаком подбородок. Видел их и Георг Хениг, он садился на диван, уставившись на стену.