Читать «Баллада о Георге Хениге» онлайн - страница 19

Мы старались не обращать на это внимания.

Отец притащил из Музыкального театра обструганные доски, фанеру, взятые у Вангела инструменты — в общем, все, что ему было необходимо для буфета. Дома он проводил вечера, склонившись над листом картона из моего альбома для рисования, не расставаясь с циркулем и треугольником, занятый сложными вычислениями.

Труба отдыхала в футляре.

Он извлекал ее только, когда шел на спектакль или репетицию. В последнюю минуту. Дунув два-три раза, сбегал вниз, не сказав «до свиданья», потому что голова его была забита цифрами и всевозможными геометрическими фигурами.

Мы старались не шуметь. Я и не думал о том, чтобы играть гаммы и арпеджио, А он и не вспоминал, что мне надо заниматься. В общем, жилось чудесно.

Музыка надолго покинула наш дом.

Несколько дней отец посвятил тому, чтобы вычистить инструменты Георга Хенига, хотя они были слишком маленькие и ему пригодиться не могли. Они валялись в полусгнившем ящике, от которого пахло дохлыми мышами. Отец извлекал их по одному, осторожно протирал смоченной спиртом тряпочкой и клал на большой кусок полотна, расстеленный на верстаке.

И вот перед нами предстал прекрасный комплект инструментов для изготовления скрипки — изящные пилы с изогнутыми ручками, сверла, которыми просверливают дырочки в полмиллиметра, рубаночки величиной с детский палец, рубанки побольше, грациозные формы для всех видов скрипок, в которых дерево стягивают маленькими струбцинками и оставляют какое-то время полежать, острые ножи, колодки.

Вычистив все, отец замер как зачарованный. В полумраке подвала инструменты тускло поблескивали, на них блестели капельки машинного масла, теплым и благородным был коричневый цвет ручек, ставших такими от долгого употребления.

— Бай Георгий, откуда у тебя это богатство?

Хениг сполз с дивана. Голова его была почти на уровне колен. Руки затряслись еще сильнее, когда он принялся ощупывать инструменты.

— Дал отец Йосиф, — ответил он, — когда я бил злати дете, как Виктор, отец подарил, чтоби я стал мастер.

— Твой отец тоже делал скрипки? — спросил я.

— Отец бил велики мастер. Скрипки делал. И виолончель. И бас. Его отец — дедо мой, не помнил злати име — тоже бил велики мастер.

Он с трудом взобрался опять на диван и лег спиной к нам.

Отец снова полез в ящик и достал оттуда лежавшие поверх толстого слоя стружек деревянные пластины, старательно завернутые в кусок шерстяной ткани.

— А это что? — спросил он, перекладывая их из одной руки в другую и постукивая по ним ногтем.

— Дерево для скрипки, — ответил старик не поворачиваясь. — То, что держит сейчас, клен, со Шпиндлерова мельница, из Бохемия. Это для ее нижни деки. Сто лет... Добро дерево. Слишал, какой тон дает? Слишал звук?

— Не слышу, — признался отец.

— Не слишал... то, что держит, дерево из Миттенвальд, для деки. Сам сушил, когда бил злати дете. Слишишь глас?

— Нет...

— Не слишал... заверни добро, положи обратно. Сохнет, собирает глас. Добро дерево, стари дерево.

Отец бережно завернул пластины в шерстяную тряпку, положил на стружки и поверх них — инструменты. Долго еще они лежали вот так в ящике.