Читать «Наш Современник, 2005 № 06» онлайн - страница 83

На эту же тему есть прекрасное стихотворение Юрия Кузнецова:

Шёл старик по глухой стороне И за ветер держался. — Где ты был? — На гражданской войне, Перед Богом сражался. — А поведай, на чьей стороне Ты сражался-держался? — Я не помню, — ответил он мне, — Но геройски сражался.

Останься Мелехов жив, хоть такое и невозможно, он бы и стал вот таким, за ветер держащимся стариком.

К чему эти все рассуждения? Всё к тому, что мне хочется выразить мысль, может быть, самую важную среди всех размышлений о бунте. В том безграничном, ужасном, кровавом разгуле смертей, в содроганьях и корчах, которые вдруг поражают народное тело и именуются «бунтом» — в этом всём важно даже не то, что совершается на полях брани; важнее то, что свершается в душах людей, охваченных пламенем бунта.

Главное поле битвы — оно не «снаружи», не под Казанью или Оренбургом, как в дни пугачёвщины, и не на Перекопе, как в дни последней гражданской войны; главная битва вершится в душе человека.

Из неё, из души, бунт рождается* — и только лишь силами этой же самой души бунт может быть преодолён.

Бунт рождается из святого желания справедливости и свободы, а усмиряется тем, что выше и справедливости, и свободы: он усмиряется милосердием. Благородство (то есть, в пределе, сознание своего высшего происхождения: Богосыновства) и доброта — вот те лекарства, которые, по убеждению Пушкина, только лишь и способны унять, погасить пламя бунта. «Сим победиши!» — как бы незримо начертано на пушкинских стягах.

Недаром и в «Памятнике», что венчает собой жизнь и творчество Пушкина, он вспоминает не о пленительной сладости порождённых им строф; нет, он пишет о чувствах добрых, о милости к падшим — именно на алтаре милосердия горит вечный огонь и стоит неколеблемый, вечный треножник поэта.

XIV

Трагедия бунта — это проблема души. Быть может, не надо нам было и странствовать так далеко — забираться сюда, «к Пугачёву», в зелёные горы Башкирии, на берега Агидели, — чтобы почувствовать то, что живёт в глубине наших собственных душ. Трагедию бунта мы носим в себе, в своём сердце: оттуда, из сердца, порой вырывается дымный огонь мятежа — и только усилием сердца мы можем смирить тот пожар, что грозит погубить целый мир.

…А ведь жалко терять этот мир, это чудо: с ним расставаться нам будет больнее, чем даже расстаться с самими собой. И вот эта река, эти горы в тумане, и вон тот табунок в шесть гнедых жеребят — они так прекрасны, что не только войдут, без сомнения, в вечность, но они — река, горы, табун на зелёном лугу — уже и сейчас представляют нам образ грядущего рая…

Байдарка идёт с бортовой мягкой качкой — то слева, то справа вскипает бурун, перекат шумит так напряжённо, как будто он хочет сказать что-то самое-самое важное, — а твой взгляд, обгоняя и лодку, и быстрые воды реки, скользит от форштевня вперёд, пробегает язык беспокойного слива, упруго толкается в скальную стенку — а потом, взмыв по рыжим камням и по зелени сосен, взлетает в небесную синь.