Читать «Наш Современник, 2005 № 06» онлайн - страница 177

* * *

В музее в Сростках посмертную маску не нашли, а ведь была. Л. Н. Федосеева-Шукшина согласна передать хранящуюся у нее. Пришел забрать. Встретила жестко. «Чего в политику лезешь? С нами так бестактно вел себя в Бийске!» — «Не каюсь. Ты за Сурикова, я за Евдокимова. Бог рассудит. Георгий Степанович Жженов тоже назвал меня и Сашу Михайлова „шестерками“ за поддержку Михаила. Раздражение суть высветляет…». Остыла. Водку выставила. Сама ни грамма. Я три рюмки поминальные сглотнул. Передавая маску, сказала: «Я смотреть страшусь; как передал её Никогосян, так и лежит, в газету им завернутая… Мешочек сделала мама, она и сохраняла. Бери».

Я сразу понес Клыкову сделать копию. Развернули газету. «Правда» от 26 октября 1974 года. В нижнем углу первой полосы некролог: «Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, Совет Министров СССР с глубоким прискорбием извещают, что 24 октября 1974 года на 64-м году жизни от острой сердечной недостаточности скоропостижно скончалась член ЦК КПСС, министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева». 59 главных правителей Державы поставили подписи, среди них были Косыгин, Кулаков, Машеров, Байбаков, Шауро, Николаева-Терешкова, Мих. Царев и главный секретарь кинематографии Кулиджанов. А ведь 2 октября мне довелось разговаривать с Екатериной Алексеевной по телефону о месте на кладбище Василию Шукшину. Она сочувственно выслушала: «Да, он достоин, но решение вопроса не в моей компетенции». И вот и месяца не прошло, и она сама лежит в нескольких десятках метров от Шукшина на Новодевичьем кладбище. Вот они, пути земные. Но почему Никогосян завернул маску в эту газету?

17 июля 2004 года.

P. S. В 1975 году самый первый слепок маски я передавал в музей с Марией Сергеевной, мамой Макаровича. Маска из музея исчезла. Осталась голова Шукшина, сделанная сразу после похорон Борисом Марковым, в музейной описи она значится как работа Клыкова. Портретно работа поразительно верно передает состояние Шукшина последних недель. Маску снимали в морге Института Склифосовского Никогосян и Борис Марков из Минска.

* * *

Уже в августе 2004 года, на исходе, приехали с режиссером Владимиром Кузнецовым на Пикет. Трава порыжела, на верхней дороге ограничительные столбы забетонированы. У памятника только пешие соотечественники, и на нижней дороге шлагбаум.

Мы сразу поехали в мемориальный музей Шукшина. Неожиданное знакомство случилось в кабинете директора музея Чудновой. Она без вопросов сама при нашем появлении заявила: «79 тысяч рублей пришли от Клыкова, вот мы и сделали ограждение. А у нас ревизия, проверяющие представители президентской администрации, бегу показывать дом детства Шукшина». В кабинете остались директор Общества охраны памятников края Любовь Александровна Никитина и её заместитель Наталья Михайловна Тюкова. Любовь Александровна — русская и сразу завела песню: «Гора — памятник археологии, да нас алтайцы загрызут. А потом, в такую даль ходить к памятнику». Я напрямую вломил: «С вашей комплекцией не добраться без персональной „Волги“». — «Почему вы такой злой?» — «Доводы ваши смехотворны, вот и злой». Заговорила уже более примирительно, добротой пыталась меня примять: «У вас такое доброе творчество, я посмотрела всю вашу выставку, а в жизни вы такой злобный человек». В разговор вступила зам. Тюкова, моложе и изворотливее: «Гора — сама по себе редчайший памятник. Шукшинский монумент может её разрушить. Я как специалист утверждаю: к весне 20-тонная глыба (почему двадцать, там и двенадцати нет!) поползет с временных плит, надо будет бить сваи». Обращаюсь к Тюковой и говорю: «Нелепо босого человека ставить у дороги. Сердобольные люди будут бросать ему пятаки, а на гору, смотрите — до сего дня несут цветы и ветки калины». И возгласы слышу: «Как хорошо поставили!». Когда мы пробовали людям из подъехавшей машины замечание сделать: мол, почему бугор мнете, женщина жарко сказала: «Не портите нам настроение, мы к Шукшину приехали. Вы бы лучше внизу знак поставили, мы бы тогда пешком и шли, а то гадите в душу своими заботами».