Читать «Русская канарейка. Трилогия в одном томе» онлайн - страница 676

Где она сейчас?

Наконец его вытянули наверх. Самостоятельно он не смог бы еще подняться по лестнице. Спустился вниз Джабир, обвязал Леона ремнями, и грубыми рывками его потащили. Слегка пришедший в себя за последний месяц, Леон решил, что волокут его на новый допрос, и испытал какое-то бездонное холодное отчаяние: вот теперь он больше не выдюжит. Больше – нет…

Но его просто вытащили и проволокли по длинной бетонной кишке, освещенной двумя тощими флюоресцентными лампами, в комнату, где, видимо, по очереди спали его охранники. Там и лежбище было – брошенный на пол матрас, – и низкий столик с тремя кальянами; стул, тумбочка, умывальник. Судя по отсутствию окон, какой-нибудь очередной этаж данного бункера.

Затем явился Умар с синим тренировочным костюмом в руках, бросил его на стул и кивком приказал своим подручным одеть Леона. И сердце у того забилось: ни на расстрел, ни на повешенье эти врага не принаряжают. С места на место они обычно его и так перевозили, без смокинга, в вонючих лохмотьях. Значит… что же? Значит, значит…

Костюм оказался большим, возможно, с кого-то снятым. Штанины и рукава пришлось просто отхватить ножом. Тем же ножом отхватили ему бороду – нелепыми клочьями.

– Абдалла, поставь ему тут ведро, – велел Умар. – Сегодня пусть здесь валяется, а завтра – халас, избавляемся…

Вот когда ему стоило нечеловеческих усилий сдержаться, не шлепнуться на пол, не возрыдать на арабском:

– Аху шлуки! Умоляю, скажи: что значит «избавляемся»? – душераздирающий приступ благодарной любви и желания схватить и целовать руки этого прекрасного, щедрого, благородного человека…

Леон сидел на стуле с равнодушным лицом, лбом опираясь о перекладину костыля, мысленно заставляя себя монотонно твердить страшные, непроизносимые арабские ругательства. И через минуту полегчало, отпустила мутная исступленная слеза унизительной истерии, и на смену ей пришла холодная ярость врага, неудержимое желание снести, взорвать эту подземную бетонную цитадель черной боли, страдания и страха – взорвать, пусть и вместе с собой!

– Пусть ляжет, – добавил Умар. – Завтра он должен прилично выглядеть. – И по-английски, Леону: – Иди, ложись, ты! Ты, ты, артист! Ложись, понял? Кончены песни…

Уже в коридоре, перед тем как навесить на дверь замок и замкнуть его (никогда слух Леона не работал с таким неистовым напряжением), Умар кому-то буркнул:

– И того, йа ибн иль шармута, – не пускать. Не пускать, я сказал! Урбут эль хмар уэн бадо сахбо! На этом чертовы деньги замешаны и политика – французы, турки, оружие… какой-то интерес Тегерана. Платят за нашу канарейку, ясно? И много платят!

Ключ скрежетнул в замке, шаги стихли… Вот она: комната, пусть без окон, пусть запертая, но… комната! Лучшие в его жизни апартаменты. Прости, моя любовь, что я привел тебя в эту клоаку…

…И лишь тогда, не унимая колотящегося сердца, он впустил Айю: безмолвно она вошла, присела на корточки рядом с его матрасом, осторожно опустилась на колени… и он легонько, стараясь не причинить себе боли, искореженными пальцами коснулся ее грудок: старшая… младшая… А вот моя старшая… а познакомьтесь-ка: младшая. Они сравняются, когда наполнятся молоком…