Читать «Возможность выбора» онлайн - страница 213
Эмэ Артуровна Бээкман
Всего дня два назад Сильвия слушала исповедь Эхи Андеркоп. Сильвия не могла понять, почему Эха Андеркоп из планового отдела именно ее выбрала в слушатели. Они бесконечно долго сидели в кабинете Сильвии, обычно замкнутая Эха захотела вдруг облегчить свою душу. Подумайте и вы об этом, Сильвия Курман, тихонько повторяла она время от времени, произнося эти слова, словно бы извиняясь, — мол, она не просто так откровенничает, а просит совета, советоваться ведь не зазорно. Сильвия сосредоточенно слушала ее, а потом расстроенно подумала: от чистого сердца хотелось бы ей помочь, а не смеет предложить даже самую малость. Удручала отчужденность людей.
С Эхой Андеркоп они проработали под одной крышей долгие годы. Здрасте-здрасте и улыбка; у них никогда не было стычек, в их взаимоотношениях неизменно преобладала обоюдная симпатия, но сохранялась приятная дистанция на «вы». Знакомые — не больше. И вдруг — неожиданная доверительность. А может быть, знай они друг друга ближе, как раз это и исключило бы полную откровенность? Случается, что дружеские отношения носят бурный характер, люди чуть ли не в душу друг к другу лезут, но стоит приглядеться поближе, и обнаруживаются отпугивающие детали; тогда не исключено резкое отдаление друг от друга, даже вражда. Надежнее, когда у обеих сторон нет и представления о том, что у другой за душой. Все знай требуют сердечности. А может, трезвый подход собеседника иной раз куда нужнее?
Сильвия услышала обычную для наших дней историю. В один синий мартовский день Эха Андеркоп поняла, что стала мужу невыносимой, да он и не пытался скрыть отвращения. Кончилась любовь, как поется в песне. Внутренне муж вполне созрел для разлуки, но жизнь в очередной раз подтвердила, что объявление безжалостных решений требует особенного настроя на жестокость, вплоть до искусственного взвинчивания своей вражды и ненависти. Дома муж появлялся все реже, иногда его не было несколько ночей кряду, а когда приходил, принимался изводить жену обвинениями и издевками. Эха Андеркоп наслушалась о себе, что и тупая она, и дура, что бог весть с каких пор разучилась быть привлекательной. Их брак был большим заблуждением, а ошибки нужно исправлять. Развод. Лучше поздно, чем никогда.
О своем унижении Эха Андеркоп рассказывала в общих чертах, перескакивая через подробности, словно устно заполняла в анкете графу, где стоял необычный вопрос: почему распалась ваша семья?
Теперь катастрофа уже в прошлом. Эха Андеркоп могла рассказывать о случившемся с монотонным спокойствием, за которым чувствовалась усталость. Ее внутреннее напряжение выражалось в подергивании уголка рта, но, может быть, это было вызвано неважным здоровьем и физической измотанностью. Эха заметила пристальный взгляд Сильвии, подняла выцветшие брови, поняла, что выглядит старухой, покорно улыбнулась и вздохнула.
— Развод не был для меня выходом, хотя я очень надеялась, что если буду свободна, то время залечит раны. По требованию мужа мы разменяли квартиру, теперь у меня однокомнатная конура, дети наши давно живут самостоятельно. Я согласилась на худшую жилплощадь: крыша протекает, оконные рамы прогнили, водопровод в коридоре. Раньше я даже не предполагала, что в наши дни люди еще живут в таких жалких условиях. Вся эта деревянная развалюха набита старыми одинокими женщинами. Жизнь словно отбросила их на обочину. Да и куда им было деваться? Устала я безмерно и махнула рукой — лишь бы покой! Я стала мечтать о тихих вечерах в полном одиночестве. Чтобы не нужно было никого ждать, чтобы не нужно было бояться скрежета ключа в замочной скважине и трястись в ожидании оскорбительных слов. Мне не хотелось больше слышать, как в прихожей хлопается об пол и в следующую секунду опрокидывается дипломат. Не хотелось улавливать грохота двери в ванную и видеть из вечера в вечер одно и то же: вернувшись домой, муж стаскивал носки и бросал их в раковину, чтобы я выстирала, ему нравилось ходить босиком по синтетическому ковру, так он удовлетворял свою тягу быть ближе к природе. Я больше не хотела видеть его в кресле перед телевизором: он смотрел все подряд информационные передачи, чихвостил пышно расцветшую псевдоинформацию, однообразие сюжетов и утомительное скудоумие концепций. Всей душой я жаждала новых времен: буду читать, валяться на диване когда захочу и сколько захочу, щелкать орехи, смотреть в потолок и никогда вообще не включать телевизор. Желания мои были нелепы и мелки, но я считала, что после изнурительной домашней войны, когда меня постоянно заставляли отступать, у меня есть право поддаться этим своим желаниям. Странно, но я чувствовала себя почти счастливой, когда после сложных процедур мы разменяли нашу квартиру и я переехала в мансарду. Я купила себе новую мебель и дорогой ковер ручной работы, чтобы не видно было щелей на полу, я осталась без копейки, но это доставляло мне удовольствие — все как бы начиналось сначала. Стыдно признаться, но иногда я задерживала взгляд на пышном ковре и торжествовала: никогда ни один мужчина не ступит на него своими неопрятными ногами. Такие уж мы, женщины: мужчины топят горе в вине, находят удовлетворение в том, что доводят себя до гибели, мы же ищем опору в создании порядка и успокаиваемся в домашних хлопотах.