Читать «Севастополь: Женщины. Война. Любовь» онлайн - страница 8

Татьяна Копыленко

В ноябре на защиту Москвы были брошены все силы, а Ставка Верховного главнокомандования и Генштаб Красной Армии распределяли каждый танковый батальон и каждый авиационный полк между наиболее опасными участками фронта.

Каждый батальон.

Каждый полк.

Севастополь знал это и понимал, что ему можно рассчитывать только на себя.

Севастополь понимал.

И Севастополь сражался – оборонялся, оттягивал на себя силы противника, отвлекал фашистов от Ленинграда и Москвы.

Никто не жаловался на смертельную усталость.

Никто не жаловался на голод.

Никто не жаловался на смерть.

Все были заняты ратным трудом.

Севастополь встал неприступной стеной на пути врага.

От непрекращающегося грохота артиллерийского и авиационного обстрела Маша время от времени глохла. Севастополь превращался в руины, некоторые корабли погибли прямо у пристаней. Но людей было не сломить.

На Черноморском флоте начали создавать батальоны морской пехоты. За форму и неукротимую ярость в бою немцы называли моряков «черной смертью» и боялись их – больше самой смерти.

Ни артиллерийский шквальный огонь, ни танки, ни превосходящие силы противника не останавливали советских морских пехотинцев, дравшихся за каждую пядь родной земли.

В редкую минуту тишины Маша шла на Приморский бульвар к Драконьему мостику. Ее все чаще тянуло к морю, тянуло к месту, где, возможно, ее жизнь могла бы измениться самым чудесным образом. Но – война этого не позволила.

Маша старалась гнать от себя мысли о счастье, о любви.

Сейчас главным было – продержаться и победить.

Какая любовь?

Ноябрьские дни 1941 года были сырыми, с моря прилетал холодный ветер, но она стояла, кутаясь в пальтишко, наклонив голову, погрузившись не в мысли, а, скорее, в поток затянувшейся усталости, из которого она не могла вытащить себя уже давно. Она привыкла к этому ощущению, научилась с ним жить. Девушка словно внутренне застыла, заледенела, сознательно заморозила свои чувства, не давая им свободы.

Она нужна раненым, она нужна обороне.

Не то сейчас время для чувств.

Вот победим, тогда – может быть…

… а может быть, и нет.

Маша еще плотнее закуталась в пальто, словно отстраняясь, словно возводя дополнительную преграду между собой и внешним миром. Миром, который сейчас она была не готова принимать во всей его полноте.

За ее спиной послышалось вежливое покашливание. Маша охнула и замерла.

Этого не может быть.

Этого не может быть!

Она зажмурилась, глубоко вдохнула, открыла глаза и медленно повернулась: на нее ласково смотрели веселые, родные синие глаза.

– Миша… – выдохнула она ставшее родным имя, привстала на цыпочки и обняла высокого широкоплечего моряка, прижалась к нему, расслабляясь, оттаивая в тепле горячих, сильных рук.

– А я уже и в библиотеке был, и в госпитале… Там сказали, что если ты не на укреплениях, то можешь быть здесь… – Михаил наклонил голову, уткнулся носом ей в макушку и счастливо вздохнул.

Она пахла… цветами?

Он вздохнул еще раз. Да, точно, нежными чайными розами. Среди запахов войны он вдруг почувствовал, что на какое-то время вернулся в радостное предвоенное время – эта девочка, тонкая, русокосая, с ясными глазами цвета летней травы, пахла чайными розами, солнцем, счастьем…