Читать «Горение» онлайн - страница 75

Юлиан Семенов

– Разве ты жив после их смертей, Феликс? Сколько нужно жизней, чтобы изменить то, что гадостно тебе? Отчего ты унижаешь меня тем, что я ращу детей, слышу их щебет, пью с Гедымином чай по вечерам, а ты исходишь кровью в тюрьмах?

– Альдонусь, тучкам надо ночевать на груди утеса, – шепнул Дзержинский. – Тучкам-странникам нужна опора.

– Тот был великан, а я? Тучки, Феликс, кончаются весенним дождем, и – нет их, снова синее небо, люди-то тучек не любят, они любят, чтоб небо было постоянно одноцветным, голубым. Про тучки помнили поэты, а сколько их на этой страшной земле, сколько?

…Конферансье шалил неприлично:

– У наших девочек есть желание продемонстрировать вам фасоны купальных костюмов, которые начали носить позавчера в Венеции, на другой день как рухнула колокольня Святого Марка, но мы боимся, что у нас, наоборот, слишком много новых колоколен появится, покажись вам, дамы и господа, наша Иреночка в купальнике! Итак, пани Ирена, любимица Лодзи, демонстрирует новый фасон вечернего платья из гладкого шелка, расклешенного внизу, сильно забранного в талии, чуть приспущенного на бедрах.

Грянул духовой оркестр, и на сцену выскочила Ирена, начала прохаживаться перед зрителями – в большинстве своем «мышиными жеребчиками», которым за пятьдесят: глазоньки масленые, блестят – быстрые, ищущие ответа в лице модистки, щедрые, жаждущие, льнущие глазоньки.

Дзержинский шепнул Матушевскому, сидевшему рядом с ним в махонькой каморке Софьи Тшедецкой, завешанной роскошными туалетами:

– Слушай, Винценты, я не выдержу этой пошлятины и запаха одеколона – одно к одному, право…

– И не то выдержишь, – пообещал Матушевский, не отрываясь от «Тыгодника иллюстрированного». – Послушай лучше, о чем мечтает Адам Паленский.

– Поэт?

– Да.

– Брат Игнася, который сейчас на Акатуе?

– Да.

– И его печатают?

– Так ведь смотря что. «Я грежу о фиалках детства, из которых плел венки, где вы теперь, былые дни, невозвратима наша юность». Строк сорок… Если б такое Роза стала писать, ее бы на первой полосе «Правительственного вестника» распубликовали.

– Не поверили бы.

– Ты, Юзеф, не мерь всех своею меркой. Коли написано и подписано – для читателя закон. А вот послушай…

– Когда выступит Софья? – перебил Дзержинский; он видел в дырочку, просверленную в фанерной стене, стариков, раздевавших глазами модистку, которая двигалась по сцене заученно-развратно, и было в этой заученности нечто такое жалкое и оскорбительное, что смотреть тяжко, сил нет смотреть. Если уж открытый блуд – тогда объяснимо хоть, а здесь видно: лицо Ирены жило своей жизнью, отличной, резко отделенной от тела, которое колыхалось, играло бедрами, жеманно поворачивалось и замирало в неестественно-сладострастных позах.