Читать «А. Разумовский: Ночной император» онлайн - страница 23

Утренняя служба у Пресвятой Богородицы прошла, а до вечерней было далеко. Регент по пьянке руку сломал, как раз правую, не мог перед носами палкой указующей махать. Алексей пошел с полным правом пошататься по городу; так и к заливу вышел. Ничего церковного, кроме нательного креста, в его обличье не было. Детина, каких поискать. Хотя те же преображенцы, — пожалуй, приглядистее. Мелкому мужскому народу в таком городе делать нечего. Бог обличьем и Алексея не обидел, как сказали бы на Черниговщине — «гарны хлопец». Без брадобрея-то уже не обойтись, бороду за неимением денег запустил, да и чуприна ножниц иногда требует. Не грусти, казак!

Но было ему чего-то невесело. Сам не поймет — с чего. Сидел на валуне, облизанном волнами, как громадное пасхальное яйцо, да камушки-голяши в воду побрасывал. Это называлось: галушки печь. Особенно если плоский голяшик попадался да рука не пасовала: отскакивая от воды, он раза два-три вновь вздымался и метал, кругами пек на воде очередную галушину. Скука не тетка, чего-нибудь да выдумаешь.

Глядь, вперегонки и другая партия галушат! Пекли явно из-за соседнего песчаного холма. Когда он приподнялся во всю свою каланчу, там дивчина обнаружилась, а может, и баба. Молодайка.

— Ты чего играемо?

— Я блинцы пеку. А ты чего?

— А я галушки.

— Не слыхивала! Откель такой?

— Из города, — махнул Алексей рукой. — От скуки сбежал.

— А я от скукотищи. Хотя здешняя. Во-он мой дом! — бросила она камень в сторону соседних холмов.

Там ничего и не было, кроме каких-то рыбацких шалашей.

— Бога-ато живешь!

— Да уж не хуже тебя. Чего в гости не пригласишь?

— Так приглашаю ж… Давай до моей хаты. На галушки-то!

— На блины!

Она, блинщица, без дальних разговоров перевалила через песчаный увал и подсела к нему на камень.

— Сме-елая!

— Не робкая. Море робких не любит.

— Да?.. Откуль же ты? Здесь и баб-то вроде незнаемо — так, кто-то в стороне похаживает.

— Там морячков кронштадтских поджидали. Вот и дождались. Будет потеха!

— Да чего потешного?

— С морячками-то? Не скажи, парень: весело! Не тебе в пример.

— Какая примерка? Не у портняжки.

— Вот-вот. А все ж примерь, ежели, меня.

Ничего не понимал Алексей.

— Мабыть, ты не свитка, не чапан якой.

— Получше чапана. Поуютнее. Загляни-ко мне в глаза?

Он заглянул, но ничего уютного не заметил.

— Тоскливые глаза-то… Карие, как у кобылухи.

— Ну-у?.. Грубиян!

— Да правду говорю, — обиделся Алексей, потому что грубить и не думал. — Дай, ежели, и проверю.

Он взял ее за уши, чтоб сподручнее присмотреться, а она его тоже за уши да к себе притянула, целовать начала…

— Ты чого? Чого, говорю, до меня маешь?..

— Маюсь, верно, — на свой лад поняла она. — Пойдем со мной. У нас с мамкой шалаш тут недалеко. Хороший шалаш, рыбацкий.

Он встал и пошел за ней, вроде как сам не в себе. Только уже погодя спросил:

— Почему с мамкой, а не с таткой?

— Да потому, что тятька еще весной утонул, а мы из России, приезжие, других родичей нетути.

Она говорила складно да ловко, как блинцы свои на воде пекла. И шалаш у них был складен на славу: шатровый, оплетенный ивовыми прутьями и обмазанный глиной, по навершью еловым корьем покрыт. Топчан ли, лавка ли — широченное спальное и сидельное укромище, застланное еловым лапьем, а поверху рогожей. Место для костра, обложенное каменьем. Две рогулины по сторонам, с перекладиной, на мелкой лодочной цепи подвешен медный казан. Сундучок в изголовье, едва из тряпья выглядывает.