Читать «Юнармия (Рисунки Н. Тырсы)» онлайн - страница 52
Григорий Ильич Мирошниченко
— Ну, Леонтия теперь никто не забудет. Памятник ему нынче казаки поставили.
Глава XVII
САПОГИ ПОД РАСПИСКУ
Дня через три-четыре после похорон Леонтия Лаврентьевича Андрей поздно засиделся
Вечером я, Васька и Андрей примостились на крыльце и разглядывали на небе звезды. Мы высматривали Большую Медведицу. Андрей, вытянув руку, показывал на небе ковш, но я, как ни старался, не мог его разглядеть. Тогда Андрей взял мою руку и стал водить ею по воздуху.
— Вот дерево — видишь? Сбоку труба — видишь! Так ты смотри между деревом и трубой. Ну вот. Теперь веди руку вверх. Видишь?
Я молчал.
— Видишь ковш? — снова спросил Андрей.
— Ничего, Андрюша, не вижу.
Андрей разозлился и опять ткнул моим пальцем вверх. В это время калитка скрипнула, и во двор, осторожно ступая, вошел какой-то парень. Он остановился посреди двора и тихо позвал:
— Гришка… Андрей…
— Сенька!… — так и задохнулся Андрей и вскочил на ноги. — Откуда?
— От наших, через фронт ходил, — сказал Сенька.
Мы даже рты разинули.
— А мы думали, тебя убили давно, — сказал Васька.
— Нет, жив покуда.
— А отца нашел? — спросил Андрей.
— Нашел. В Курсавке он.
— А у нас тут что делается! — громко зашептал Васька. — Делов целые горы. Идем за погреб, там разговаривать будем.
Мы пошли за погреб. Васька все время забегал вперед, ощупывал Сенькины карманы, отворачивал полы его пиджака.
— Да что ты меня рассматриваешь, словно куклу фарфоровую?
— Тоже, загордился! Посмотреть нельзя? Да? — сказал Васька.
— Да чего ты ищешь-то?
— Маузер смотрю или бомбы там…
— Ну, смотри, смотри, — басом сказал Семен. — Все равно — ничего не видно. Темнота, хоть глаз коли.
Мы уселись на скамеечке. Андрей чиркнул спичкой. Пока она горела, мы рассматривали Семена.
Семен стал как будто больше и шире в плечах. Лицо у него погрубело и обветрилось. Он был в пиджаке, сшитом из солдатской шинели, в ватных штанах и здоровенных красноармейских сапогах.
— Ты где же сапоги такие достал?
— Выдали. В Красной Армии.
— Как выдали? — удивился Андрей.
— Да так! Под расписку. Покуда сношу.
Семен вытащил из кармана красноармейскую махорку. Мы закурили.
— Махорку тебе тоже в Красной Армии выдали? — спросил я.
— И махорку. Там всем красноармейцам по две пачки дают.
— Да ты разве красноармеец?
— Мы вместе с отцом служили. Я, брат, и на броневике был.
— На броневике?
— Ну да.
— Да говори толком, по порядку все, — не утерпел я. Сенька уселся на камне поудобнее, откинул полы пиджака и стал рассказывать:
— Помните, вы меня на станции встретили? Казаки меня тогда сцапали и домой потащили. Ну вот, поколесил я с ними по всему поселку… А потом, нечего делать, домой привел. Мать плачет. Надька, Катька пищат. А казаки меня лупят. Вот пощупай.
Мы все по очереди пощупали длинный рубец над ухом у Сеньки.
— Ну, а потом что было? — спросил Васька.
— А потом перестали бить. Перевернули весь дом вверх дном и ушли. Ну, я и решил. Дай, думаю, я вам покажу — к отцу уйду. И ушел. Сперва вышел на Бондаренкову будку, потом свернул влево. По балке шел. Ночевал у путевого сторожа. Так, мол, и так, говорю, дядя, пусти ночевать. Он пустил. А сам всю ночь посматривал, сплю я или не сплю. А мне что ж? Я спал по совести. Утром он у меня спрашивает: чей да как, да куда идешь? Иду, говорю, к своему отцу. Отец мой тоже путевой сторож, как ты, только служит он за Курсавкой, на четыреста тридцать четвертой версте. А я, говорю, учился в Невинке и вот теперь домой попасть хочу, потому что с голоду сдыхаю. Он меня верст шесть сам проводил. Прошли вместе будочные посты, а дальше я один пошел.