Читать «Юнармия (Рисунки Н. Тырсы)» онлайн - страница 15

Парень в голубой рубахе изо всей силы тряхнул по струнам балалайки. Ударил и прихлопнул рукой. Балалайка зажужжала, как пчела под пятерней, а потом, словно вырвалась на свободу, задилинькала, затрезвонила.

Гитарист отчаянно хватил пальцами витые струны. Гитара гудела, и струны ее громко хлопали по деревянной коробке.

Самый молодой и веселый из музыкантов цеплял коричневой косточкой струны мандолины, то поднимая кучерявую голову, то медленно опуская ее. Руки его мелькали как заводные, на лбу подрагивал растрепанный черный чуб. А рядом коренастый усач, не торопясь, поддавал втору. Мандола его, словно чем-то тяжелым, приглаживала болтливые звуки мандолины.

Мастеровые и красноармейцы, сперва тихо, а потом все громче и громче пристукивали носками и каблуками о кафельный пол.

Вдруг на середину комнаты вылетели два красноармейца.

Они постояли с минуту на месте, а потом один из них хлопнул ладонью по голенищу и пустился вприсядку, выкидывая ноги выше носа. А другой заходил кругом него, защелкал пальцами, зачичикал носками сапог, завертелся, размахивая широкими полами шинели.

— Давай, давай, не задерживай!… — кричал моряк с бомбами. — Крой по сухопутью!

Парень в голубой рубахе рубил пятерней по балалайке, усач выковыривал звуки на мандоле, гремела и хлопала гитара. Глухо стучали по полу тяжелые сапоги.

— Ну-ка еще! Не спускай пару!

Через комнату пробиралась маленькая сухонькая старушка. Она оглядывалась по сторонам и улыбаясь шамкала:

— Что вы, черти, каждый вечер хороводы хороводите? Через вас и спать не будешь.

— Не лайся, мамаша, — сказал старушке матрос. — Ты бы вот стукнула каблуками и прошлась бы козырем.

— А ты думаешь, не пройдусь? Отойди-ка! — Старушка сбила косынку на затылок, уперлась рукою в бок и затрусила под «орловскую».

— Крой, бабка, знай наших! — кричал моряк.

Старушка вдруг остановилась, натянула на брови косынку и сказала сердито:

— Наберешься тут с вами грехов.

Потом плясали все. Забыли про голод, про тиф, про Антанту. Плясали красноармейцы, плясали деповские, прыгали и кружились ребята. А больше всех старался матрос с бомбами. Он высоко подскакивал, кружился на месте и подхватывал на лету всякого, кто попадался под руку.

— Товарищи красноармейцы, выходи! — вдруг раздался в дверях тревожный голос комиссара.

Из открытой двери тянуло холодом и ночной сыростью. Музыка оборвалась. Где-то далеко за станцией, у Конорезова бугра, грянул выстрел.

Женщины и ребята кинулись к выходу. За ними — деповские.

Матрос подскочил к дверям и вытянулся во весь рост.

— Не торопись, товарищи! Без паники. Сперва красноармейцев пропусти.

Толпа шарахнулась в сторону, а красноармейцы, на ходу натягивая шинели, один за другим молча вышли на подъезд.

Через три минуты в агитпункте никого не осталось. Только музыканты свертывали ноты и завязывали в платки инструменты.

С этого вечера ровно трое суток без хлеба, без воды выдерживали красноармейцы и деповские атаки белых, ураганный огонь орудий и пулеметов. А все-таки отстояли поселок, не отдали его белым в тот раз.