Читать «Коньяк «Ширван» (сборник)» онлайн - страница 117

Александр Николаевич Архангельский

Лола отвечала закругленным правильным ответом и была похожа на отличницу: теребила юбку и сама себе кивала. Но закончив говорить, хихикнула:

– Аверкиев, ты шо, совсем тю-тю?

– Не понял.

– Кто сейчас на Донбассе читает?! Разве в универе, да и то…

– А чем сейчас там заняты?

– Кто выживает, кто денежки делает. Читают только дуры ненормальные, навроде меня. Да и я уеду рано или поздно.

– Куда?

– А все равно. Может, в Киев. Может, в Москву. Я еще не решила. Как только Костик подрастет, сбегу.

Полагалось, видимо, про Костика спросить. Но почему-то очень не хотелось. Я засуетился, закудахтал: ой, в кассете пленка замоталась, батарейки сдохли, как бы вся работа не насмарку, Лола, извини, побегу исправлять положение, вечером увидимся, пока-пока.

16

Вечером столовая преобразилась. Это был дворец Семирамиды, висячий сад, долгожданный оазис. Тамадой был замотанный, грустный Джафар; они с Якобашвили возвратились к вечеру и снова толком ничего не объяснили. На вопросы отвечали вяло, как врачи в больнице пациентам: что вы, это ложная тревога, был сигнал, возник один вопрос, решаем… Звучали привычные тосты за дружбу народов, за родителей, за перестройку, за Горбачева и товарища Багирова, отдельно за Гейдар Алиича Алиева, ура, за великую советскую литературу, стоя выпьем за прекрасных дам, которые столь пышным цветом, наше троекратное, с оттяжкой, пьем до дна. А в промежутках между обязательными тостами возобновлялся утонченный разговор о Фатали Ахундове и бакинской эскадрилье в Первой мировой…

Когда объевшиеся гости откинулись на спинки стульев, Джафар пошутил:

– Мы, товарищи, покушали, а теперь куушать будем!

И официанты вынесли барашка на гигантском блюде.

Барашек был по-своему прекрасен; конусообразный, глазурованный огнем, со смешными расползающимися ножками. Но в горло больше ничего не лезло; я бескорыстно наслаждался плотоядной красотой стола. Лола снова улыбалась мне глазами, поддразнивала Якобашвили, между делом подошла к Джафару, наклонилась, чтобы чокнуться, и как бы невзначай коснулась грудью, тот расплылся и смутился одновременно, а Эрденко опять накатил.

После утонченной пахлавы гости окончательно осоловели. Мы зачем-то вновь уединились в номере у Лолы, где повторилась сцена из Тристана и Изольды; слюнообмен, живая мякоть языка, опасная близость груди, но ручки, ручки держим при себе, вот так.

А наутро делегация отправились в Кубу. Дорога постепенно уходила в гору, желтый выжженный цвет уступал зеленому и синему, Лола демонстрировала утреннее равнодушие, мы с вами ничего и никогда; оскорбленные поэты пересели на передний ряд и резались в переводного дурака. Мне ничего не оставалось, как слушать неумолчный голос гида (…у каждого кубинского квартала было собственное прозвище: кусарцы – воры, кулкатцы – проститутки, а с левой стороны сейчас мы видим склоны…) и бессмысленно смотреть в окно, между двойными стеклами которого выпал изобильный конденсат; отпотевшие капли стекали, образуя закупоренную лужу; лужа перекатывалась волнами, как будто мы находимся внутри гигантского аквариума.