Читать «Завидное чувство Веры Стениной» онлайн - страница 37

Однажды пропустила день — и Юлька на неё обиделась. У меня брат погиб, а ты помочь не хочешь!

Совсем обнаглела, — возмущалась мышь. — А ты и сама хороша! Всё бросила, даже выставки!

После рождения Евгении Вера всерьёз носилась с идеей устроить выставку детских портретов. Гольбейн. Лукас Кранах. Веласкес. Мэри Кассат. Кустодиев. Но это быстро прошло — портреты не складывались в экспозицию, каждый был сам по себе, как дети, которые поссорились на прогулке — и теперь разошлись по разным углам.

Вера бродила по дому, начинала листать альбомы с репродукциями и тут же бросала это занятие. Весь пол усыпан книжками, над которыми так тряслись в восьмидесятых.

За окном был август. Маковский. Венецианов. Шишкин. Дети кричали во дворе, с балкона сверху долетал тёплый сигаретный запах. Вера вдруг вскочила на диван с ногами, прижалась к стене всем телом — ни дать ни взять княжна Тараканова. Мышь внутри широко плеснула крыльями — как вёслами по воде.

— Зачем мне всё это, — сказала вслух Вера. Что это были за слова — молитва или угроза — неизвестно, но, выслушав себя, Стенина по раскрытым книгам побежала в свою комнату — собираться. Срочно уйти, уехать! Ей всего двадцать! Боже мой, уже двадцать!

Она не хочет больше держать в руках чужого младенца и произносить на полном серьёзе такие слова, как «марлечка», «сцеживание» или «мамина титя». Тьфу! Мамина титя! Вера вспомнила Юльку в расстёгнутой рубахе с мокрым пятном у одной груди, — с другой сражается Евгения. Соски́ острые, как вьетнамские шляпы, и Евгения плачет, потому что молоко из этих шляп добывается с трудом. Между тем у Веры Стениной почти оконченное высшее, и пусть они там сами без неё, с марлечками.

Вылетела из подъезда, как на метле — и несколько минут озиралась вокруг безумными, точно у врубелевского Демона, глазами. В детстве Вера боялась Демона и в то же самое время зависела от него — листала книжку с иллюстрациями, подглядывала сквозь ресницы. Страшнее всего у Демона были губы — мятые, ломаные, покрытые чем-то липким. Вера в конце концов возненавидела всего Врубеля — даже Царевна-Лебедь казалась ей ведьмой, иначе с чего она так явно поворачивается на голос, когда ты ещё только подумал её окликнуть?

Саму Веру в тот день никто не окликал — она дошла до Белореченской, подняла вверх руку. Через минуту рядом с ней остановилось сразу две машины, «шестерка» и «Волга». Вера выбрала «шестерку», там был знак — «инвалид». Сработало чувство безопасности — оно было у Стениной встроенным и прежде никогда не подводило.

За рулём сидел дядя лет пятидесяти — быстро скребнул взглядом, велел садиться вперёд. Тёплый ветер летел в приоткрытое окно. У дяди были седые короткие усы — как будто два комка ваты торчали из ноздрей. Ни малейших признаков инвалидности у него не наблюдалось.

— Убери сумку назад, — скомандовал инвалид.

— С чего это? — поразилась Вера. Сумка лежала на коленях, очень удобно прикрывая ноги. — И вообще, вы куда едете? Я же сказала к оперному!