Читать «Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)» онлайн - страница 47

Александр открыл глаза и выпрямился:

– Когда я стану взрослым, я позабочусь, чтобы с тобой обращались как подобает.

– Ах, Филипп не догадывается, кто ты. Но я знаю. Я и бог.

Александр не задавал вопросов, сказанного было достаточно. Позднее, ночью, когда мальчик лежал в своей постели с пересохшими губами, ослабевший от рвоты, и прислушивался к отдаленному реву пира, ему снова вспомнились слова матери.

На следующий день начались игры. Колесницы, запряженные парой, неслись по кругу; возничий соскакивал на землю, бежал рядом с упряжкой и прыжком взлетал обратно. Феникс, заметивший, как горели глаза мальчика, радовался, что ристания увлекли его.

Александр проснулся ровно в полночь, думая о матери. Ему приснилось, что царица взывает к нему из волн моря, как мать-богиня Ахилла. Александр встал и оделся. Он должен был пойти к матери и узнать, что означали слова, сказанные прошлой ночью.

Комната Олимпиады была пуста. Только старая-престарая карга, вечно бывшая в доме, с бормотанием ковыляла из угла в угол, собирая вещи; о ней совсем позабыли. Старуха взглянула на мальчика слезящимися красными глазками и сказала, что царица ушла к святилищу Гекаты.

Александр выскользнул в ночь, пробираясь среди солдат, шлюх, пьяных и воров-карманников. Он должен был увидеть мать – не важно, заметит она его или нет. Александр знал дорогу к перекрестку.

Ворота города были открыты на время празднеств. Впереди маячили черные плащи и факел. Это была ночь Гекаты, безлунная ночь; женщины не видели, как он крадется следом. Олимпиаде приходилось заботиться о себе самой, ее сын был еще слишком мал. То, что она сейчас делала, должен был сделать он.

Олимпиада велела своим женщинам ждать и дальше пошла одна. Держась за края зарослей олеандра и тамариска, Александр подобрался к святилищу с его трехликим идолом. Олимпиада уже была там. Что-то скулило и повизгивало в ее руках. Свой факел царица воткнула в закопченную щель в алтарной плите. Она была вся в черном. Ее ноша оказалась молодой черной собакой. Олимпиада подняла животное за загривок и вонзила нож в горло. Собака извивалась и визжала, белки ее глаз блестели в свете факела. Царица ухватила пса за задние лапы; он хрипел и дергался, пока стекала кровь. Когда по телу собаки прошла судорога, Олимпиада положила пса на алтарь. Опустившись перед идолом на колени, она ударила кулаками в землю. Мальчик услышал яростный шепот, тихий, как шипение змеи, постепенно превращавшийся в собачий вой, – незнакомые слова заклинания, знакомые слова проклятий. Длинные волосы Олимпиады окунулись в лужу крови. Царица выпрямилась, кончики ее волос слиплись, а на руках запеклись черные сгустки.

Когда все закончилось и Олимпиада отправилась домой, Александр, по-прежнему прячась, побрел следом, не спуская с нее глаз. В своем черном плаще, окруженная женщинами, мать снова выглядела привычной и близкой.

На следующий день Эпикрат сказал Фениксу:

– На сегодня ты должен уступить мальчика мне. Я хочу взять его на состязания музыкантов.