Читать «Небесное пламя. Персидский мальчик. Погребальные игры (сборник)» онлайн - страница 30

Это был дядя Олимпиады, но подлинный эллин, даже больше, чем сам Филипп. Влюбленным в идеальный образ Греции юношей он отправился на юг, в Афины. Там он приобрел безупречный аттический выговор, изучал риторику и композицию и имел возможность достаточно долго сравнивать учения различных философских школ, чтобы прийти к выводу: все они только и умеют, что оспаривать мудрость традиций и суждения здравого смысла. Он, что было естественно для человека его рождения, завел знакомства среди аристократов, наследственной олигархии, которые жили с оглядкой на добрые старые времена, порицали свою эпоху и, подобно своим предкам перед Великой войной, восхищались обычаями Спарты. В свое время и Леонид отправился ознакомиться с ними.

Привыкнув уже к изысканным развлечениям Афин, драматическим действам, музыкальным состязаниям, посвященным богам шествиям, которые превращались в пышные представления, и к ужинам с их утонченными развлечениями, к начитанным острословам, помнящим множество стихотворных строк, Леонид нашел Лакедемон гнетуще провинциальным. Владыка Эпира, чувствующий глубинную связь с подвластной ему землей, он счел предосудительным расовое превосходство спартанцев над илотами, а грубое обращение спартанцев друг с другом и с ним самим неприятно поразило его. И здесь тоже, как и в Афинах, дни величия миновали. Подобно одряхлевшему псу, который, получив трепку от более молодой собаки, еще скалит зубы, но держится на почтительном расстоянии, Спарта уже не была прежней с тех пор, как фиванцы подошли к ее укреплениям. Меновая торговля отошла в прошлое; деньги проникли в страну. Здесь им служили так же, как и повсюду; богатые прибирали к своим рукам обширные земли, бедные больше не могли вносить свою долю в общие столы и скатывались до открытых приживалов, вместе с гордостью утратив и отвагу. Только в одном Леонид нашел спартанцев верными великому прошлому. Они по-прежнему в строжайшей дисциплине воспитывали мальчиков – храбрых, неизбалованных и почтительных, которые исполняли сказанное сразу же и без вопросов, вставали, когда входили старшие, и никогда не заговаривали первыми. «Аттическая культура и спартанское воспитание, – думал Леонид на пути домой. – Соедини их в податливом детском сознании – и получишь совершенного человека».

Леонид вернулся в Эпир; его влияние, обусловленное высоким положением, после путешествия только возросло. С его взглядами продолжали считаться даже после того, как они устарели. Царь Филипп, имевший агентов во всех греческих городах, тоже обладал обширными знаниями. Тем не менее после беседы с Леонидом его собственный греческий показался ему скорее беотийским. А вместе с аттической речью прижились и аттические афоризмы: «Ничего в избытке», «Хорошее начало – половина дела» и «Слава женщины в том, что о ней не говорят ни хорошо, ни дурно».

Компромисс казался идеальным. Семейству Олимпиады было оказано уважение. Леонид с его страстью к благопристойности не позволил бы царице выходить за пределы приличествующих ей занятий и взял бы на себя обязанности хозяина дома. Олимпиада быстро обнаружила бы, что лезть не в свое дело при нем еще труднее, чем при Филиппе. При посредничестве своих друзей с юга Леонид мог бы нанять всех необходимых учителей, искать которых у самого царя не было времени, и притом удостовериться в их благонадежности и порядочности. Состоялся обмен письмами. Филипп отбыл успокоенный, распорядившись встретить Леонида со всей торжественностью.