Читать «Княгиня Екатерина Дашкова» онлайн - страница 34

И то сказать, счастье дворцовое недолгое, превратное. Девиер в силу вошел, когда на сестре светлейшего женился. Из батюшкиных денщиков в санкт-петербургские обер-полицмейстеры прыгнул. По дворцу как по собственным горницам разгуливать стал. Сестрице Анне Петровне без титулов говаривал: не кичись, пей со мной вина побольше. Кузину Скавронскую Софью по зале вокруг себя вертел, будто в танцах. Племянничку, Петру Алексеевичу Младшему, резоны выставлял, чтобы с ним в одной коляске ехать. Мол, и тебе, царевич, удобней, и коляска моя твоей куда побогаче. Все молчат, одна матушка смеется-заливается. А там как светлейший повздорил с деверем, враз прикончила Девиера. Да не она — ее руками светлейший. Софья Скавронская за молодого Сапегу вышла, женишка опальной Марьи Меншиковой, по ком в березовской ссылке все глаза выплакала.

После Анны Петровны, упокой Господи ее душу, мой черед настает. Не поостережешься сама, пеняй на себя. Расправа короткой будет. Ой короткой…

— Мавра, кормилицу ко мне позови.

— В людской она, кумушка-матушка, сидит.

— Что ж, места ей другого не нашлось?

— Как не найтись, сама не идет. Опасится.

— Тогда сама к ней пойду. Вернее будет…

— Меня ли, лебедушка, ищешь? О мамке заскучала?

— Как не заскучать, мамушка. Спросить тебя хотела. Пойдем по саду пройдемся.

— А и по саду чего ж не пройтись, лебедушка. Ягодок пощиплешь, развлечешься, развеешься. Смурная ты у нас что-то.

— Твоя правда, мамушка. Смурная… Вспомнить все хочу, как с Вилимом Монсом дело было.

— Ну и надумала. С чего тебе треклятый немец распонадобился?

— Нет, мамушка, это я спрашивать буду, ты — ответ держать. Много знала ведь, того больше видела. И помалкивать умела. А теперь с дочкой-то поделись. Нужно ей. Скажи, власть большую Вилим забрал?

— Да что уж, кто только к нему с поклоном не ходил, кто подарочков дорогих не носил. Граф Головкин Михайла…

— Только он в те поры послом нашим в Берлине был.

— Вот-вот, из Берлину ему парики да наряды королями высылал. Петр Михайлович Бестужев-Рюмин, при чужих не будь сказано, в Митаве башмаки заказывал. Анна Иоанновна сама следила, чтоб сапожник не обузил, колодки великой персоны не перепутал.

— И она туда же!

— А куда, Елизавета Петровна, сама посуди, денешься? Только от твоей матушки она добра и видала. Неужто сук под собой рубить бы стала? Еще князь Андрей Вяземский — так он лошадок Монсу подбирал и растил: очень до них Вилим Иванович охоч был.

— Хороши были кони. Помню.

— Как не помнить — во всем дворе лучшие. Государь Петр Алексеевич, часом, заглядывался.

— А Егор Столетов что при нем делал?

— О Егоре особый толк. Денежек за ним отродясь не водилось. Зато письмишки амурные сочинять умел, стишки складывал.

— Это для матушки, что ли?

— Откуда мне знать, лебедушка. Может, и для покойной государыни. Очень она за них господина Монса хвалила.

— А сказывали, Егор в канцелярии числился. Вместе с Иваном Балакиревым.

— О том тебе лучше знать. Где мне в должностях-то разбираться. Мало ли за какую должность человек деньги получает, по мне главное — кому служит. Да ты, лебедушка, у Воронцова спроси, Михайлы Ларионыча.