Читать «Путь человека по хасидскому учению» онлайн - страница 5
Мартин Бубер
В истории о Провидце есть, кажется, то противоречие, что в числе путей наряду с наслаждением от пищи приводится пример аскетического служения. Но если мы взглянем на это из глубины хасидского учения в целом, то увидим, что самоотстранение от природы, пренебрежение естественным если и видится иному человеку необходимым в начале пути или в переломные моменты бытия самопогружением, то ни в коем случае не означает всего пути. Кто-то, по-видимому, всякий раз начинает с поста, ибо ему свойственно освобождаться от порабощенности мирским только через аскезу, приводящую его к глубокому самоосмыслению и уже затем — к единению с Абсолютом. Но нельзя давать аскезе завладевать всей твоей жизнью. Человек должен удалиться от своего естества только для того, чтобы вернуться к нему обновленным и, освятив свой контакт с ним, найти путь к Богу.
Стих из Писания, который повествует об Аврааме, угощающем ангелов: «А сам стоял подле них под деревом. И они ели» [Быт. 18:8], рабби Зуся истолковывал так: человек стоит подле ангелов, ибо ему ведомо неизвестное им таинство вкушения, которое освящает ее. Ангелам, для коих вкушение пищи было чем-то непривычным, Авраам дает возможность освятить пищу. Всякое естественное действие ведет, если только оно освящено, к Богу, и природа нуждается в человеке, дабы он совершал то, что ни один ангел совершить не сумеет: освобождал заключенные в ней искры Божественного света.
III. РЕШИМОСТЬ
Когда я в годы моей молодости впервые услышал эту историю, я был поражен, что учитель так сурово обошелся со своим ревностным учеником. Тот напрягает все силы, чтобы свершить нелегкий труд аскезы, охвачен искушением прекратить его, преодолевает искушение, а награда за все это — пренебрежительный отзыв своего учителя. Пусть первое препятствие шло от плоти, которая возобладала над душой, и эту телесную власть непременно нужно было сломить, но второе-то проистекало из самого благородного побуждения: уж лучше потерпеть неудачу, чем впасть в гордыню! Можно ли порицать человека за такое внутреннее его борение? Не многовато ли от него потребовали?
И лишь гораздо позднее (впрочем, уже добрую четверть века тому назад), когда я сам пересказывал эту историю, хранимую преданием, я понял, что суть здесь вовсе не в каких-то предъявляемых человеку требованиях. Ведь цадик из Люблина не слыл приверженцем аскезы, и то, что предпринял хасид, делалось вовсе не в угоду учителю; он просто надеялся подняться таким способом на более высокую душевную ступень; а что пост на начальной стадии развития личности, да и после, в критические моменты жизни, может помочь в этом, он не раз слышал из уст Провидца.