Читать «Только для голоса» онлайн - страница 40

Пора было обедать, и я отправилась на кухню приготовить что-нибудь поесть. Погода стояла хорошая, и мы накрыли стол в саду, под глициниями. Я постелила скатерть в бело-зеленую клеточку и поставила на середину стола вазочку с незабудками. Видишь, я помню все с невероятной отчетливостью, несмотря на мою нестойкую память. Неужели я интуитивно чувствовала, что вижу ее живой в последний раз? Или, может быть, уже после трагедии я старалась специально удлинить в памяти время, проведенное вместе? Трудно сказать. Кто такое может знать?

Поскольку у меня не было ничего готового, я решила приготовить томатный соус. Пока он варился, я спросила Иларию, что она предпочитает — «перышки» или «спиральки». Из сада донеслось: «Все равно». И тогда я бросила в кипяток «спиральки». Мы сели за стол, и я стала расспрашивать ее о тебе, но она отвечала очень уклончиво. Вокруг нас все время кружили всякие насекомые. Они опускались на цветы, взлетали с них и так шумели, что едва не заглушали наши слова. Вдруг что-то жужжащее шлепнулось прямо в тарелку твоей мамы. «Оса… Убей ее, убей!» — закричала она, вскакивая из-за стола и опрокидывая тарелку. Тогда я наклонилась поближе и рассмотрела насекомое. Оказалось, шмель, и я успокоила ее: «Это не оса, это шмель, он не жалит». Смахнув его со скатерти, я снова наполнила ее тарелку. Все еще взволнованная, она опустилась на свое место, взяла вилку, поиграла ею, перекидывая из одной руки в другую, наконец поставила локти на стол и сказала: «Мне нужны деньги». На скатерти, куда попали «спиральки», осталось большое красное пятно.

Вопрос о деньгах возник давно, несколько месяцев назад. Еще до прошлогоднего Рождества Илария призналась мне, что подписала какие-то бумаги в пользу своего психиатра. Когда же я попросила объяснить поконкретнее, она, как всегда, ушла от ответа. «Гарантии, — проговорила она, — просто чистая формальность». Это была ее обычная дурацкая манера — если ей надо было что-то сообщить мне, она половину не договаривала. Так она как бы перекладывала на меня собственную проблему, но при этом утаивала сведения, необходимые для того, чтобы помочь ей. В этом мне виделся какой-то тонкий садизм. И кроме садизма было еще почти болезненное желание стать объектом чьего-то беспокойства. Чаще всего, однако, подобные ее выходки оказывались всего лишь причудами.

Она говорила, например: «У меня рак матки», и после спешного, лихорадочного расследования я выясняла, что она всего лишь захотела провести контрольный тест, тот самый, какой регулярно проходят все женщины. Понимаешь? Она каждый раз делала из мухи слона.

В последние годы Илария сообщала мне о стольких своих трагедиях, что в конце концов я перестала ей верить, пропуская ее разговоры мимо ушей. Поэтому, когда она сказала, что подписала какие-то бумаги, я не придала ее словам особого значения и не подумала настаивать на подробностях. Я и так уже слишком устала от подобной ужасной игры. Даже если б я настояла на своем, даже если б узнала детали еще раньше, все равно ничего не изменилось бы, потому что бумаги она подписала уже давно, не спросив моего совета.