Читать «Последняя империя. Падение Советского Союза» онлайн - страница 268
Сергей Плохий
Тот факт, что до августовского путча президент СССР оставался и генеральным секретарем ЦК КПСС, затрудняет разделение двух процессов: падение коммунистического строя и распад советской империи. Есть и такое мнение: после запрета партии, которая “склеивала” республики, удержать последние в единых границах оказалось нечем. На самом деле к августу 1991 года “клейстер” уже выдохся и первые секретари заняли кресла председателей парламентов республик, а нередко и президентов – глав государств, пришедших к власти без участия Москвы. Партийные боссы вроде Ислама Каримова в Узбекистане повысили статус приобретением таких титулов, и удовлетворить их теперь могло по меньшей мере преобразование Союза на конфедеративных началах, если не безоговорочная независимость.
Запрет Ельциным компартии не разорвал связи между союзной столицей и периферией, которые более или менее сохранились лишь в Советской Армии и в КГБ, а спровоцировал бывшую партийную верхушку на открытое сопротивление новому, как им казалось, путчу в Москве – да еще направленному прямо против них. После запрета партии переговоры Горбачева и Ельцина с главами республик шли своим чередом, и на их течение КПСС уже нисколько не влияла. Горбачеву удалось исподволь ослабить власть партии задолго до того, как в России ее объявили вне закона. После путча партия сыграла роль козла отпущения: на ней легко было отыграться, хотя ответственность за попытку переворота лежала главным образом на КГБ и генералитете.
В публичных заявлениях, а после и в мемуарах, Горбачев присвоил лавры едва ли не единственного защитника СССР. Он утверждал, что новый Союзный договор был последним средством сохранить державу, а его враги стремились избавиться не только от президента СССР, но и от Советского Союза. Это правда, но лишь частично. На самом деле противоборство в Москве шло не между сторонниками и противниками Союза, а между двумя точками зрения на реформу Союза. После путча Горбачев отмел идею, пропагандируемую окружением Ельцина – учреждение конфедеративного государства. Формально Горбачев был обязан согласиться с этим предложением Ельцина, чтобы указать отправную точку для переговоров о будущем Союза. На самом деле президент СССР противился конфедерации до тех пор, пока не увидел текст Беловежского соглашения – но тогда эта идея уже утратила смысл.