Читать «Последняя империя. Падение Советского Союза» онлайн - страница 253

Горбачеву явно хотелось избежать открытого противостояния с Ельциным. Тем не менее Черняев с гордостью отметил, что в итоговом варианте текста ему удалось восстановить некоторые смелые пассажи, в том числе такой: “Решения подобного масштаба должны были бы приниматься на основе народного волеизъявления”. Было очевидно, что эти слова не могли не разозлить президента России, и Михаил Сергеевич, редактируя свое обращение, сначала их вычеркнул, но после вернул. По настроению, которое приближенный Горбачева позднее уловил из разговоров в своем кругу, он понял, что шеф не ошибся. Близкие к Черняеву люди, комментируя услышанное, твердили о “достоинстве и благородстве”. Яковлев же воспринял речь по-другому. Он отметил в мемуарах, что Горбачев демонстрировал типичные заблуждения того, кто лишен способности к самоанализу: “Он еще не вышел из того психологического тупика, в который сам себя загнал, обидевшись на весь свет”.

Горбачев начал обращение так: “Дорогие соотечественники! Сограждане! В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям”. Аудитории осталось лишь догадываться, как вынужденная отставка (в силу роспуска Советского Союза и упразднения поста президента СССР) превратилась в добровольный уход. Не отличалось логичностью и дальнейшее: “Я твердо выступал за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик. Но одновременно – и за сохранение союзного государства, целостности страны”. (Как можно было ратовать за свободу, суверенитет и даже независимость республик и одновременно – за сохранение Союза, препятствуя республикам в осуществлении своего права на суверенитет и независимость, удалось понять, вероятно, немногим.) Горбачев, как и Черняев, оставался в плену дискурса, характерного для политической элиты последних лет

Советского Союза, когда “суверенитет” не был равнозначен “независимости” – а значение обоих терминов во внутрисоюзном употреблении не совпадало с принятым в остальном мире.

А вот о своих достижениях у руля СССР Горбачев поведал убедительнее: завершение холодной войны, демонтаж тоталитарной системы, демократизация советской политической жизни, налаживание полноценного диалога с внешним миром. Однако мало кто в Советском Союзе чувствовал благодарность к бывшему президенту. Кое-кому даже звук его голоса уже стал в тягость – ведь целых шесть лет под бесконечные речи и увещевания Горбачева уровень жизни неуклонно падал. Некоторые испытывали к нему жалость, но почти никто не хотел и дальше видеть его в Кремле. Черняеву Михаил Сергеевич казался фигурой трагической, и с этим трудно поспорить. Горбачев ставил перед собой высокие цели и не боялся тектонических сдвигов. Своим упорством он изменил к лучшему целый свет и ту его часть, которой правил. С другой стороны, он оказался неспособен изменить себя – будучи в душе демократом, не отважился выставить свою кандидатуру на общенародные выборы и пытался усидеть на троне так долго, что расползавшаяся под его ногами страна попросту от него устала¹².