Читать «Прямое действие» онлайн - страница 4

— За то, что я научилась хорошо говорить по-венгерски. За то, что я окружаю себя венгерскими дамами. За то, что в Годолло, из внимания к вам, я ем гуляш и пью токайское, хотя не люблю ни вина, ни мяса... Вот как сегодня, я от баронессы Матильды послала ее меню императору, хотя его трудно удивить хорошим завтраком. Я люблю оказывать внимание людям.

— У нас вас любят за то, что вы способствовали превращению империи Габсбургов в двуединое государство.

Да, я влияла в этом смысле на императора. Но политика никогда меня особенно не интересовала, а теперь совсем не интересует. Меня считают атеисткой! Какой вздор! Я твердо верю в Бога. Вот только, да простит Он мне, я не верю в загробную жизнь. Потеряла эту веру в тот день, когда увидела Рудольфа на смертном одре. Хотела бы, хочу поверить, но не могу.

— Да ведь это главное!

— Не знаю, главное ли... Но вы напрасно думаете, я не боюсь смерти, — сказала Елизавета, хотя графиня Старэй ничего об этом не говорила. — От судьбы не уйдешь, что всем известно. Христоманос, мой учитель греческого языка, читал мне вслух роман графа Толстого «Анна Каренина». Вы не читали? Там об этом... Она жила над бездной, сама того не подозревая. Вот и я так живу... А в этой бездне трупы счастья, разных видов счастья. У каждого человека эти трупы свои, у каждого свои, особенные. Бездна заполнена, тогда все в порядке. Да, смерть все очищает, — говорила, по своему обычаю отрывисто и непонятно, императрица. — Только говорить об этом не надо, вообще ни с кем ни о чем не надо говорить, никто все равно другого понять не может.

«Зачем же она говорит? И в самом деле, я не понимаю», — подумала графиня, подавляя зевок. Она вспомнила, что в Вене придворные говорили, что императрица рисуется. Другие это отрицали, но считали Елизавету пережитком романтической эпохи, задержавшимся в неоромантическом мире.

— Кажется, и у Гейне есть что-то об этом, — робко, наудачу, сказала Ирма Старэй. Императрица опять засмеялась, но с легким раздражением.

— Уж если я говорю, то, значит, это из Гейне, да? Гейне мне и вы, венгры, не прощаете: я слишком его люблю, я поставила ему памятник в «Ахиллейоне», я когда-то разыскала и посетила его сестру, — какие преступления! Вот Гомера мне, пожалуй, разрешается любить, да и то лучше поменьше... Если при вас, Ирма, меня будут бранить за то, что я завтракала в Преньи, то вы можете сказать, что я хотела продать баронессе Матильде «Ахиллейон».

Я знаю, ваш замок уже надоел Вашему Величеству, — сказала графиня не без удивления: за завтраком императрица действительно вскользь упомянула, что построенный ею да Корфу замок продается за два миллиона.

— Мне все надоело... Я прежде думала, что у монархий есть огромное преимущество перед республиками: в республиках все карьеристы, все думают об их так называемой власти, а монархам нечего для себя желать... Я не люблю республиканцев. В Париже меня посетил президент Греви, какой вульгарный, невоспитанный человек! Социалисты гораздо лучше, они, по крайней мере, говорят правду... Сколько красоты унесут из мира монархии, если уйдут, а они, верно, уйдут... Но это очень тяжело, невыносимо тяжело, когда человеку нечего для себя желать... Рудольф говорил, что вся моя беда в праздности. А что же, собственно, я могла бы делать? Поступить на завод? Стать приказчицей в лавке?