Читать «Записки Александра Михайловича Тургенева. 1772 - 1863.» онлайн - страница 121

Императрица знала, что Вяземский не мог сам ничего написать и что будет написано повытчиками и будет написано дельно.

LIII.

Не один князь Вяземский, а многие, в царствование ея, твердо-головые люди занимали важныя места, как-то: граф Брюс, генерал-губернатор с.-петербургский; Рылеев, обер-полициймейстер в Петербурге, оба известные превыспреннейшею глупостию своею.

Много разсказывали анекдотов об остроумии Брюса и Рылеева.

Государыня изволила приказать Брюсу разведать, чем занимается недавно приехавший из Парижа француз, и назвала фамилию приехавшаго француза.

Брюс передал повеление государыни к исполнению обер-полициймейстеру Рылееву, но забыл сказанную ему императрицею фамилию прибывшаго. Оба стали в пень. Что делать? Брюс не хотел сознаться пред государынею, что забыл как называется француз, боялся высочайшаго поучения, которое он имел счастие почти ежедневно выслушивать из высочайших уст. Наконец, по зрелом созерцании, Брюс и Рылеев определили: отыскать последнеприбывшаго в Петербург француза, который, вероятно, должен быть тот самый, о котором императрица соизволила повелеть. Оба думали, ухитрились, ладно выпутались, поучения избавились. Рылеев, на беду рода французскаго, лепетал кое-как по французски, понимал, как говорится, через два в третий. Выходя из кабинета Брюса, Рылеев был весь погружен в созерцаниях, как бы скоpеe отыскать новоприехавшаго француза.

Надобно объяснить побудительную причину, заставлявшую Брюса и Рылеева столь много заботиться о сыске (француза) по повелению Екатерины.

В обществе и даже в народе была тогда молва, что якобинцы и франмассоны, соединясь, умыслили отравить государыню ядом, не надеясь и предполагая совершенную невозможность истребить повелительницу севера каким-либо оружием. Справедлива-ли была молва эта, или нарочито агентами разглашенная, но как-бы то ни было, молва не в одном Петербурге существовала, она распространилась по всей России и в самых отдаленнейших местах от столицы, в беседах, на торгах, словом во всех собраниях передавали ее друг другу и не шопотом,—вслух, с присовокуплением выражений, свойственных образованию и степени понятия того круга людей, который разсуждал о злоумышлении якобинцев и массонов.

В лучшем обществе называли соединение якобинцев с франмассонами, присоединяя к ним мартинистов,—шайкою крамольников, кровожаждущими извергами, разрушителями власти, вольнодумцами.

Народ не знал ничего о якобинцах и толковал о дьявольском навождении фармасонов и мартынов. Mногие из народа были совершенно в том уверены, что фармасоны и мартыны все с хвостиками.

Не только где-либо в губерниях, в городах уездных, нет, - в Москве, древней столице государства русскаго, где люди всех сословий были уже тогда более прочих образованы, нередко были видимы презабавныя сцены, преимущественно в кругу купечествующаго сословия, беседовавшаго и обращавшагося тогда еще более с монахами и попами. Свадьба, крестины, именинный пир без попа, поминовение усопших без монаха совершены быть не могли. На сих торжествах происходили сцены неимоверныя. Пьяные поп или монах, обнимаясь дружески за стопою бархатнаго пива (с вином тогда купечество и духовенство не было еще знакомо; бархатное, черное, как вороново крыло, пиво, наливки и взварец из хлебнаго вина с медом, яблоками, грушами, заменяли шампанское и пунш с ромом), проклинали злочестивых фармасонов и мартынов.