Читать «Мой дядя Бенжамен» онлайн - страница 18

Вскоре завтрак был готов. Пока яичница шипела, пузырилась и румянилась на сковороде, ветчина поджаривалась. Яичницу уничтожили в одну минуту.

Взялись за ветчину: дед ел из чувства долга, так как человеку необходимы здоровье и силы; чтобы исполнять свои обязанности; Бенжамен ел ради развлечения; сержант же ел молча, сосредоточенно, как человек, только для этого и севший за стол. Бенжамен был за столом великолепен, но его благородный желудок не был чужд зависти — этой столь низкой страсти, заставляющей тускнеть все, самые блестящие качества.

Он с разочарованным видом смотрел, как ел сержант; так, по всей вероятности, Цезарь наблюдал бы с высоты Капитолия за Бонапартом, выигрывающим сражение при Маренго. После нескольких минут такого безмолвного созерцания он решил обратиться к сержанту с вопросом.

— Питье и еда — два сходных между собой действия, на первый взгляд вы примете их за двоюродных братьев. Но питье настолько же превосходит еду, насколько орел, садящийся на вершину скалы, выше ворона, торчащего на макушке дерева. Еда — потребность желудка, питье — потребность души. Еда — заурядный ремесленник, а питье — художник. Питье вдохновляет музыкантов на сладкие мелодии, поэтов — на блестящие строфы, философов — на высокие мысли, еда же только засоряет желудок. И вот я льщу себя надеждой, сержант, что по части выпивки я не уступлю, а, может быть, даже и превзойду вас, что же касается еды, то, признаюсь, по сравнению с вами я дитя, вы не уступите в этом, пожалуй, даже и самому Артусу, и я уверен, что вы могли бы утереть нос любому индюку.

— Это потому, — ответил сержант, — что я ем за вчерашний, сегодняшний и завтрашний день.

— Позвольте же мне предложить вам еще за день вперед вот этот последний кусочек ветчины.

— Благодарю, но всему есть мера.

— Но творец, обрекший солдат на жизнь, полную резких переходов от изобилия к крайнему лишению, наделил их в то время двумя желудками; второй желудок — это их ранец, положите себе в ранец вот эту ветчину. Машкур и я — мы оба уже сыты.

— Нет, — ответил солдат, — мне не нужны запасы. Пища всегда найдется, но позвольте отдать этот кусок Фонтенуа, мы привыкли делить с ним все пополам — и горе и радость.

В это время вошел муж Манетты, неся в своем мешке живого угря.

— Машкур, — сказал Бенжамен, — уже полдень, — время обедать, как ты относишься к тому, что мы пообедаем этим угрем?

— Нет, пора в путь, мы лучше пообедаем у Менкси.

— А вы, сержант, как относитесь к тому, чтобы закусить этим угрем?

— Я никуда не тороплюсь, — сказал сержант, — так как бреду куда глаза глядят, и где бы я ни был вечером — на любом ночлеге я чувствую себя дома.

— Великолепный ответ! А какого мнения придерживается почтенный пудель?

Посмотрев на Бенжамена, пудель вильнул раз-другой хвостом.

— Очень хорошо, молчание — знак согласия. Нас трое против одного. Машкур, ты должен подчиниться большинству. Большинство, друг мой, это — могущественнейшая в мире вещь. Поставь с одной стороны десять мудрецов, а с другой одиннадцать дураков, и дураки одержат верх.