Читать «Линия Брунгильды» онлайн - страница 30

Иван Александрович поспешно подходит к столу, раскрывает паспорт и берет в руки печать. Через отворенную фон Реховым дверь снова доносятся звуки музыки. Ксана поет: «Ужель меня ты не признала? Ведь я Парис, твой пастушок». Иван Александрович колеблется, затем кладет печать на прежнее место.

Фон Рехов (возвращаемся и с изумлением смотрит на лежащий на столе паспорт, затем переводит взгляд на Ивана Александровича. Повторяет с недоумением). Допрос кончен.

Иван Александрович. Вы сказали, что поезд в Варшаву отходит в час сорок пять?

Фон Рехов. Да...

Иван Александрович. А когда уходит поезд в Киев?

Молчание. Они смотрят друг на друга в упор.

Какая досада, что вы не забыли на столе печать с пропуском в Киев.

Фон Рехов (холодно). Я не понимаю ваших слов.

Иван Александрович. Знаете, бросим кинематографические эффекты. Право, это ни к чему. (С раздражением.) Я в Варшаву не поеду. Я вашей сделки не принимаю.

Фон Рехов. Ничего не понимаю. Кто вам предлагал сделку?

Иван Александрович (отмахивается с досадой). Да вы предлагаете, разумеется! Бросим кинематограф и будем говорить по-человечески. Вы хотите, чтобы я бежал в Варшаву, откуда проехать в Киев будет мне, как вы сами предупреждаете, невозможно. А вы тем временем останетесь с Ксенией Павловной тут? Или, может быть, тоже переведетесь в Киев? Нет, благодарю вас.

Фон Рехов (с немецким акцентом). Не понимаю, при чем тут Ксения Павловна. Я о ней не сказал ни слова и просил бы вас воздержаться от инсинуаций.

Иван Александрович. Мне отлично известно, что вы любите Ксению Павловну. Вам известно то же самое обо мне. Зачем это отрицать? Зачем играть в прятки? Все надоело. Господи, как мне все надоело. Весь этот обман и еще больше этот эрзац правды. Не люблю подделки. А у вас ведь на эрзаце построено все. Вся ваша философия жизни, даже ваша манера соблазнять женщин — все это фальшивка, хоть, может быть, и очень искусная. Мне ложь особенно противна, когда она похожа на правду, И неблагородство особенно отвратительно, когда оно подделывается под благородство. Ненавижу эрзацы! А главный эрзац души — это у тех, кто, искусно обманывая долгие годы других, под конец обманул, или почти обманул, и сам себя.

Фон Рехов (сдерживая бешенство). Я не хочу пользоваться преимуществами моего положения... Ну, хорошо, будем говорить «по-человечески», как мужчина с мужчиной. Вы упомянули о Ксении Павловне. Подчеркиваю, что это вы о ней упомянули. Каковы факты? Вы, как мне известно, женаты, но вы считаете возможным домогаться любви девятнадцатилетней девочки: вы предлагаете ей, очевидно, незаконное сожительство, так как ничего другого предложить не можете. Я не женат, я свободен, я предлагаю ей руку и сердце, и в этом вы как будто усматриваете нечто вроде преступления. Странно!

Иван Александрович (с все растущей злобой. Он слегка воспроизводит немецкий акцент и интонацию фон Рехова). Ах, вы «предлагаете ей руку и сердце»? Этого я не знал. Очевидно, это она от меня скрыла... Нет, преступления тут нет. Тут есть нечто худшее. Вам пятьдесят лет, вы чувственный человек, которого на склоне дней потянуло на чистоту, на сантименты, на тургеневский жанр, на «девятнадцатилетнюю девушку».