Читать «Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов» онлайн - страница 3

От еще одной претензии на уникальность людям пришлось отказаться, когда открыли, что мы – не единственные приматы, убивающие себе подобных. Сообщения о драках за территорию со смертельным исходом между сообществами шимпанзе сильно повлияли на послевоенные споры о корнях человеческой агрессии.

В 1970-х годах прошла вторая волна важных исследований шимпанзе, на этот раз в условиях неволи. Эти исследования сблизили их с человеком в когнитивном отношении так, как никто не мог даже себе представить. Гордон Галлап показал, что большие человекообразные обезьяны узнают себя в зеркале, что указывает на определенный уровень самосознания, который отделяет людей и антропоидов от всех остальных приматов. Эмиль Мензел провел эксперименты, в которых обезьяна, знавшая, где был спрятан определенный предмет, выпускалась вместе с другими обезьянами, не имевшими такого знания. Его опыты показали, как обезьяны узнают друг у друга нечто, а также как они друг друга обманывают. Примерно в то же самое время одна из крупнейших в мире колоний обезьян, живущих под открытым небом, была создана в зоопарке Арнема в Нидерландах, где я и начал свои наблюдения, которые привели к публикации в 1982 г. «Политики у шимпанзе».

Историописание

В 1979–1980 гг. только начиная работать над «Политикой у шимпанзе», я был молодым ученым, которому едва исполнилось тридцать лет, и терять мне особо было нечего. По крайней мере так я тогда думал. Мне нравилось развивать собственные идеи, сколь бы спорными они ни были. Следует также помнить о том, что в те времена едва ли можно было соединить в одном предложении слова «животные» и «когнитивные процессы», не вызвав при этом удивленных взглядов. Большинство моих коллег сторонились любых предположений о наличии намерений или эмоций у животных, опасаясь обвинений в антропоморфизме. Не то чтобы все они отказывали животным в праве на внутреннюю жизнь, но они придерживались бихевиористской догмы, утверждавшей, что, поскольку нам неизвестно, что думают и чувствуют животные, нет смысла об этом говорить. Я все еще помню, как часами простаивал у металлической ограды пахучего ночлега шимпанзе и держал у уха единственный в здании телефон, по которому говорил с моим профессором Яном ван Хоффом, который, хотя и неизменно поддерживал меня, все же всегда пытался умерить мой пыл, когда я в очередной раз хотел преподнести ему какую-нибудь из своих диких выдумок. Именно в этих моих спорах с Яном я – сначала в шутку – стал называть процессы, происходящие в колонии, «политикой».

Другим важным фактором, оказавшим влияние на эту книгу, стала широкая общественность. Годами я общался с организованными группами посетителей зоопарка, включавшими юристов, домохозяек, студентов университета, психотерапевтов, учащихся полицейской академии, орнитологов-любителей и т. д. Для начинающего популяризатора просто не может быть аудитории лучше. Посетителям зачастую не были интересны некоторые из наиболее острых академических проблем, но на сведения о базовой психологии обезьян, которые я стал считать чем-то само собой разумеющимся, они реагировали с признательностью и восхищением.