Читать «Любимые сказки и рассказы» онлайн - страница 16

Борис Степанович Житков

и сказала:

- Ну, а теперь вы, пожалуй, можете получить каждая по

апельсину.

Девочки говорят:

- А кому третий?

Мама говорит:

- Ах вот как? Вы уже знаете, что и третий есть?

Девочки говорят:

- А третий, мамочка, знаешь кому? Третий - самый большой

- тебе.

- Нет, доченьки, - сказала мама. - Спасибо. Мне хватит,

пожалуй, и самого маленького. Ведь всё-таки вы сегодня в два

раза больше, чем я, работали. Не правда ли? И пол два раза

мыли. И скатерть два раза стирали".

Белочка говорит:

- Зато чернила только один раз пролили.

Мама говорит:

- Ну, знаешь, если бы вы два раза чернила пролили - я бы

вас так наказала".

Белочка говорит:

- Да, а ведь ты же не наказала всё-таки?

Мама говорит:

- Погодите, может быть, ещё и накажу всё-таки.

Но девочки видят: нет, уж теперь не накажет, если раньше

не наказала.

Обняли они свою маму, крепко расцеловали её, а потом

подумали и выбрали ей - хоть не самый большой, а всё-таки

самый лучший апельсин.

И правильно сделали.

Когда я был маленький, меня отвезли жить к бабушке.

У бабушки над столом была полка. А на полке пароходик.

Я такого никогда не видел. Он был совсем настоящий, только

маленький. У него была труба: жёлтая и на ней два чёрных

пояса. И две мачты. А от мачт шли к бортам верёвочные лесен ки.

На корме стояла будочка, как домик. Полированная, с окошечками

и дверкой. А уж совсем на корме - медное рулевое

колесо. Снизу под кормой - руль. И блестел перед рулём

винт, как медная розочка. На носу два якоря. Ах, какие замечательные!

Если б хоть один у меня такой был!

Я сразу запросил у бабушки, чтоб поиграть пароходиком.

Бабушка мне всё позволяла. А тут вдруг нахмурилась:

- Вот это уж не проси. Не то что играть - трогать не смей.

Никогда! Это для меня дорогая память.

Я видел, что, если и заплакать, - не поможет.

А пароходик важно стоял на полке на лакированных подставках.

Я глаз от него не мог оторвать.

А бабушка:

- Дай честное слово, что не прикоснёшься. А то лучше

спрячу-ка от греха.

И пошла к полке.

Я чуть не заплакал и крикнул всем голосом:

- Честное-расчестное, бабушка! - и схватил бабушку

за юбку.

Бабушка не убрала пароходика.

Я всё смотрел на пароходик. Влезал на стул, чтоб лучше

видеть. И всё больше и больше он мне казался настоящим.

И непременно должна дверца в будочке отворяться . И наверно,

в нём живут человечки. Маленькие, как раз по росту пароходика.

Выходило, что они должны быть чуть ниже спички.

Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно,

подглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу.

Лазят, наверно, по лестничкам на мачты.

А чуть шум - как мыши: юрк в каюту. Вниз - и притаятся.

Я долго глядел, когда был в комнате один. Никто не выглянул.

Я спрятался за дверь и глядел в щёлку. А они хитрые, человечки

проклятые, знают, что я подглядываю. Ага! Они ночью работают,

когда никто их спугнуть не может. Хитрые.

Я стал быстро-быстро глотать чай. И запросился спать.

Бабушка говорит:

- Что это? То тебя силком в кровать не загонишь, а тут

в этакую рань и спать просишься.

И вот когда улеглись, бабушка погасила свет. И не видно