Читать «Пшеничное зерно и океан» онлайн - страница 52

Но наверное одно чудо влечёт за собой другое.

В прекрасной долине с шестью ключами высился белый мраморный дворец, да его великолепие затмевала красота хозяйки. Едва ли была где-нибудь ещё такая красавица. Пленяющее очарование и ласковое тепло исходили от её лица. Стоило посмотреть на неё, — всего лишь раз, — как становилось ясно, что она единственная и неповторимая. Птички, цветы и люди — все желали прикоснуться к ней, насладиться её созерцанием. Едва она показывалась в окне, соловьи забывали о своих песнях, а пчёлы — о цветах. Травинки переставали шептаться. И даже ветры затихали.

— А одарила ли её природа ещё большим чудом, чем эта красота? — спрашивали те, кто слушал Старика.

— Одарила, одарила, — отвечал он.

— Что же это было такое? — любопытствовали слушатели.

Старик не спешил отвечать им. Он давал им время подумать и попытаться самим ответить на этот вопрос.

— Глаза, — говорил один.

— Доброта, — утверждал другой.

— Сердце! — громко прервал их третий, уверенный, что угадал.

— В сердце действительно живут все таланты человеческие, но ты не угадал, — заключил Старец.

И слушатели, сколько они ни ломали головы, в конце концов признались, что не могут отгадать, чем ещё она была одарена.

Тогда Старик оглядывал каждого в отдельности и раскрывал тайну:

— Тот, кому она отдала бы своё сердце, становился бессмертным и оставался вечно молодым.

— Это чудо из чудес! Более великого чуда и быть не может! — ахали все.

— Может, может, — спокойно вставлял Старик.

Единственная в мире красавица, как и полагается, была счастлива. Она думала, что нет на свете никого, кто бы решился нарушить её спокойствие. Но она ошибалась.

Её чудесное дарование истомилось от бездействия, хоть и было скрыто в самом прекрасном месте на земле — в её сердце. Если не даст оно никому бессмертия, то это всё равно что погибнет…

— Почему ты никому не подаришь своего сердца? — спросило оно Единственную.

— Кто ты, что позволяешь себе беспокоить меня?

— Твоё дарование.

— Раз моё, так и подчиняйся мне. А теперь прошу добром: больше не беспокой меня!

Дарование как будто утихомирилось. Но не надолго.

Станет Единственная перед зеркалом вертеться, оно ей:

— Я здесь.

— Скроешься ли ты наконец! — рассердилась Единственная.

— Только в том случае, если ты последуешь моему совету.

— Какому?

— Отдай кому-нибудь своё сердце, и я сделаю его бессмертным и дам ему вечную молодость.

— Не хочу, — отрезала Единственная. — Я счастлива только когда любуюсь собой. Никому не отдам своего сердца.

— Если я подарю кому-нибудь бессмертие, люди всё равно припишут это тебе и будут воспевать тебя в песнях. Мы, дарования, живём для других.

— Ну, тогда другое дело, — почти согласилась Единственная и спросила, кто же будет её избранником.

— Тебе видней — урод или красавец, пахарь или поэт — всё равно. Только не из тех, кто думает лишь о себе. Таких я ненавижу. И бессмертие такому давать? Ни за что!

— Тогда не могу.

Дарование недовольно смолкло.

Но надолго ли? Большое или маленькое, но если это действительно дарование, оно готово вынести любые лишения, только бы проявить себя. Оно заполнило всё сердце Единственной, — так, что та не находила себе покоя. Ложилась в постель, но заснуть не могла. Её преследовали видения, избавиться от которых было невозможно. Её перина, набитая цветочной пыльцой, теперь казалась ей жёсткой. И она часто просыпалась со слезами на глазах.