Читать «Духовная традиция восточного христианства» онлайн - страница 57

Фома Шпидлик

Но эта терминология всегда заключает в себе опасность, ибо непроизвольно вносит в мистическое богообщение определенную долю лицеприятия. Она была бы только лишь одним из многих отношений, которые проявляются в нашей жизни, потому что nous есть всего лишь одна, пусть и высшая, из наших способностей. Мистики последующих поколений не говорят более об «органе», о «способности», но ищут точку соприкосновения между человеком и Богом в «глубине души», или «сущности души», в «средоточии», или в «корне» жизни, где концентрируются все потенции души. У разных народов эта центральная точка называется сердцем. Поэтому не удивительно, что термин καρδία должен был вновь обрести свое значение и у греков, но, в особенности у русских. Классическим определением молитвы, таким образом, будет преображение ума и сердца, восходящих к Богу.

Сердце — принцип единства человека

«Сердце питает энергию всех сил души и тела», говорит преп. Феофан Затворник, сообразуя свою мысль с языком Писания. Оно есть мое «я», «источник» человеческих деяний, «средоточие всех сил человека: духа, души, жизненных и телесных сил». Человек в ответе за свои поступки, однако они не тождественны всецело ему, его сердцу.

Сердце, как начало целостности человеческой личности, определяет также устойчивость множественности последовательных моментов жизни. Мы не способны на действие, которое длилось бы вечно. Боссюэ видит в этом ошибочное желание «связать совершенство этой жизни с деянием, сообразным лишь с жизнью будущего века». Но идеалом христианского Востока всегда было «состояние молитвы» (κατάστασις), то есть обычное расположение, каким‑то образом заслуживающее называться молитвой само по себе, вне действий, которые оно производит более или менее часто. Это состояние молитвы в то же время является состоянием всей духовной жизни, устойчивым расположением сердца.

Определение духовного человека включает в себя присутствие Святого Духа. Следовательно, «чистое сердце — это обитель божества». «Ах, сердце малое и тесное, которое дает приют в себе, как в тихой обители, сущему на небесах и невместимому земному!» Добродетель по своему определению есть устойчивое расположение духа и в то же самое время участие во Христе, в божественной жизни. Таким образом, она состоит в расположении сердца. Вот почему русские авторы почти единодушно рассматривают христианскую веру как «непосредственность сердца». Совершенство веры есть истинное знание, любовное созерцание: «Ах, чистое око сердца, — восклицает еще раз Мартирий Садонский, — благодаря своей чистоте ты видишь без покровов того, при виде которого и серафимы покрывают лица свои! Как любить (Бога), если не сердцем? Где Он откроет себя, как не в нем? Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф 5, 8)».