Читать «Солдатский дневник» онлайн - страница 22

10.05.42.

Идут, погружаясь в вечернюю мглу, Колонны маршевых рот, И дом, развороченный, на углу Оскалил беззубый рот. И в небо бросают тревожный свет Яркие вспышки ракет. Четвертые сутки там, за рекой, Не утихает бой.         А где-то рядом в тени ветвей,         Где вишня в саду цветет,         Громко и радостно соловей         Песню свою поет.         Сейчас я с тобою.         Все чувства мои,         Все мысли мои с тобой.         Как странно, что здесь вот поют соловьи,         А там не стихает бой. Завтра я снова пойду туда, Где пули вокруг свистят, Быть может, опять возвращусь назад, Иль не вернусь никогда. Я много уже исходил дорог, Но верность свою сберег. Ни грохот снарядов, ни близость огня — Ничто не изменит меня.         Я верю, я знаю, что день придет,         Кончится эта война,         Свободно и радостно расцветет         Новая наша весна. И мы вернемся к себе домой, Мир утвердив везде. Я знаю, что встречусь тогда с тобой В этот счастливый день.

Красный Луч, шахта 7–8

11.05.42.

Был в разведке. Сидел в маленькой деревушке метрах в ста от фрицев. Строчили пулеметы, трассирующие пули прорезали воздух, над нами летали самолеты, а рядом в саду пели соловьи. Пели, будто и нет никакой войны.

Фрица, конечно, ни одного не поймали. Еще раз с прискорбием пришлось убедиться, сколь грандиозен у нас бардак и сколь велика беспечность. У немцев прекрасная оборона, масса сигнальных средств, делающих невозможным незаметный подход противника, а у нас есть места, через которые может пройти целая дивизия со всем своим обозом, и никто этого не заметит.

Позавчера немцы разбили нашу батарею, выкатав на открытую позицию свои пушки. А наши минометы не могли открыть по ним огонь, так как у нас существует суровый, «паек» — одна мина на три миномета в день. И если командир допустит перерасход, его отдадут под суд. Поэтому, пока мы добивались разрешения превысить «норму», пока все это увязывалось с высшим начальством, немцы сделали свое черное дело и совершенно безнаказанно ушли.

Возвращались мы из разведки обратно в четыре утра. Шли по балке, кругом яркая зеленая трава, цветы. Воздух чистый, свежий, бодрящий. А соловьи! Боже, мой, сколько соловьев! И все поют. Стрельбы никакой не слышно: и наши, и немцы спят. Господствует весна, май и соловьи.

12.05.42.

Опять был на переднем крае. И опять наша операция успехом не увенчалась. Шли на передовую через большую деревню. Там все как-будто вымерло, нигде ни души. Дома заколочены, во дворах стоят бесхозные телеги, сани. В садах цветут яблони, груши, расцветает черемуха. Странной кажется мертвая тишина в такой громадной деревне, но страннее всего то, что на самом переднем крае, метрах в пятидесяти от фрицев, живут наши люди. Каждый день над ними и около них разрываются мины, свистят пули, а они все еще не хотят никуда уезжать и живут всей семьей, с маленькими ребятишками. Когда мы туда шли, нас обстреливал немецкий снайпер. Пули свистели совсем близко от моей головы. Ощущение не из приятных. Так же не из приятных близкий полет мин. Сегодня разговаривал с фрицем, только, к сожалению, не «нашим» (т. е. пойманным разведчиками не нашей дивизии). Ничего, я думаю, скоро буду иметь дело и со «своим».